Феномен мифа в пространстве современного культурного производства в контексте доминирования «скандинавской образности» - страница 36

Миф в понимании философа – основополагающий элемент любой культурной традиции и социальной организации, который «ощущается» на протяжении всего периода существования социума: «Без мифа всякая культура теряет свой здоровый творческий характер природной силы: лишь обставленный мифами горизонт замыкает целое культурное движение в законченное целое»224. Также миф наряду с музыкой является прямым отражением, или же «зеркалом Мировой Воли». Миф, порожденный музыкой, провозглашает безграничность воли и ничтожество разума, уверовавшего в торжество науки. Как следствие, «утрата мифа – гибель культуры. Уничтожающим культуру фактором выступает дух науки, сократическое, теоретическое отношение к миру», поскольку «миф… давно уже повсюду лежит в параличе и.… везде достиг господства… оптимистический дух… как зародыш гибели нашего общества»225. В трактовке Ницше миф возводится до уровня одного из компонентов духа, его всеобщего основания, инстинктивного, чувственно-аффективного усвоения, которое является решающим средством преобразования морали, а значит, культуры, то есть человеческого сообщества и его будущей истории. Создатель теории о сверхчеловеке, которым вскоре начнет восхищаться Европа, заставил научное сообщество начать переосмысление природы мифа как фактора социального развития и социальных трансформаций.

Параллельно с этим лингвистическая теория мифа продолжила свое развитие в рамках весьма влиятельной солярно-метеорологической теории, представители которой А. Кун, Дж. Кох, В. Шварц, Ф. Вендорф и ряд прочих рассматривали формирование мифологических образов в контексте восприятия природных явлений и в первую очередь метеорологических и астрономических, формирующих определенный комплекс представлений, порождающих феномен мифологии. Особо стоит выделить позицию А. Куна, который уделял внимание проблеме единства мифоэпического сознания индоевропейской общности, трактуемой им в качестве единого культурного пространства, что было представлено в докладе, посвященном сравнительной мифологии индогерманцев «О происхождении Огня и Божественного Напитка». Он обращался к концепции «золотого века», именуемого «эпохой индогерманского единства», концентрируя внимание на фактическом распаде обозначенного им объединения, но сохранении при этом универсальной, по мнению мыслителя, интерпретации божественного. Отталкиваясь от эллинского Теос, он идентифицировал его с германским Тюр, или же индийским Дэва, сводя к эмпирически фиксируемым явлениям – радуге, грозе, молнии, движении облаков. Он отказывается при этом от концепции изначального монотеизма и демонстрирует феномен «древнейшей единой мифологии». В то же время сторонники описываемого течения стремились обозначить сохранение в массовом сознании механизма отражения образов, запечатленных в «Старшей и Младшей Эдде», акцентируя тем самым внимание на возможности сохранения эффекта нивелирования грани между мифологическим и реальным, сохраняя мироощущение, основанное на возведении человека в категорию «творца Космоса».

Развитие сравнительно-исторической мифологии подтолкнуло к появлению целого комплекса дискуссионных вопросов, связанных с проблемой формирования феномена мифа. Одной из таких проблем была концепция диффузного распространения комплекса базовых мифологем из единого первоисточника. В качестве такового различные исследователи рассматривали египетско-колхидскую мифологическую традицию, которую выделяли С. Краут и П. Фукар, что сопряжено с появлением «панегиптизма». Или же индийскую мифологию, что связано с мнением Т. Бенфея, семитскую традицию и пр. Диффузионизм получил устойчивый стимул к развитию на фоне дарвиновской теории эволюции, который повлиял на оформление как концепции моногенеза мифа, так и его полигенеза. Сложилось также представление о том, что, как и биологическая, культурная эволюция может идти либо дивергентно, либо конвергентно. При этом дивергенция вписывалась в концепции моногенеза, а конвергенция – в теорию полигенеза культуры, что не уменьшало недостатков описываемых теорий. При этом научные школы, учитывая процесс обращения европейских «национальных идеологий» к мифологическому прошлому, метались от идеи «пан-Европы» к поиску принципов национальной идентичности народов, выводя проблему происхождения мифа на второй план, но тем не менее не отказывались от нее.