Феррари. В погоне за мечтой. Старт - страница 11



Всякий раз, как Фредо повторял свой рекорд, он подпрыгивал, как молодая косуля, и обещал премию юным ассистентам.

По дороге домой Энцо предвкушал момент, когда он, усевшись за стол, найдет у себя под тарелкой сюрприз: новую серию фигурок зверей, обитающих в джунглях, или листок картона с фигурками солдат, которые надо было вырезать. Они составят новый отряд его армии, которой командует сам Наполеон Бонапарт.


Единственной неприятностью по воскресеньям был урок катехизиса.

Джиза отнюдь не отличалась богомольностью, но ей очень хотелось, чтобы ее Энцино и Диди приняли первое причастие. А для этого им надлежало смириться с судьбой и надеть матроски, а потом отстоять мессу и еще час провести в доме священника с этим занудой доном Моранди.

Священник говорил о Боге как о бесконечно добром и милосердном, а сам за малейшую провинность ставил своих учеников коленями на горох.

Такое несовпадение смущало Энцо, и однажды, когда наказание выпало на его долю за то, что он позабыл разницу между добродетелью у теологов и главнейшей добродетелью, он вернулся домой в бешенстве.

Решив отомстить за себя, он построил на полу, плечо к плечу, взвод солдатиков, а командование поручил Бонапарту. Напротив взвода он поставил одну из фигурок, маркитантку, одетую в черное платье, похожее на черную сутану священника.

Импровизированный священник умолял о пощаде, но было поздно. «Заря-жай! – крикнул Энцо голосом Наполеона. – Цельсь!» А потом, после ужасной паузы, дал команду стрелять. Однако торжество Энцо длилось какие-то секунды: воображение услужливо представило ему окровавленный труп дона Моранди, изрешеченный пулями, кровь лилась у него изо рта, вытаращенные глаза смотрели в пустоту… Кончилось тем, что перед лицом смерти Энцо перепугался.

Может, убивать священника было лишним. Он бы должен был прочесть «молитву скорби», а вместо этого, чтобы оживить маркитантку, Энцо тихонько прочел молитву, которая казалась ему самой подходящей: «Господи, прошу тебя, сделай так, чтобы я стал добрее».

На том конце улицы одинаковые кирпичные домики квартала Крочетта постепенно исчезали, и их сменяли начисто лишенные симметрии лачуги лодочников, отражавшиеся, как в зеркале, в воде Дарсены.

За ними виднелась громада газового завода, дальше, ближе к долине, раскинулась зона Сакка, где среди полей виднелись здания всей местной индустрии: хлопчатобумажная фабрика, чугунолитейный завод, снабжавший сырьем предприятие Фредо, и завод по производству удобрений семейства Корни.

Энцо было строжайше запрещено туда ходить: послушать мать, так по берегам Дарсены селились только воры и проститутки, а газовые баллоны могли в любой момент взорваться.

Джиза считала квартал Крочетта чем-то вроде чистилища, лежащего где-то между позорными унижениями гетто и блеском городского центра по ту сторону железной дороги. Она не одобряла местную вонючую воду, кривые, лишенные освещения улицы между полями и городской окраиной. «Если бы не мастерская, мы жили бы себе в городе, как зажиточные люди», – повторяла она.

Энцо мало что понимал в этих жалобах: у мамы словно глаз не было, чтобы увидеть плывущих по луже утят или смешные прыжки зайцев, едва не заскакивавших в дом.

Однажды после обеда они с Дино играли в мушкетеров на поляне у старого ледника. С ними был еще Обердан, его сосед по парте, племянник Ансельмо, соседа по улице. Он первый заметил какого-то странного дядьку, который шел со стороны Дарсены с подсолнухом в руке.