Я в судьбу не верю, но...
Почему я смог приехать именно в тот день?
Почему увидел то, что видел, но не подошёл? Ушёл с гордо поднятой головой и едкой мыслью, что парень, на которого Мари смотрит с таким осязаемым обожанием, явно принесёт ей больше счастья.
Почему в большом мегаполисе купил именно эту квартиру? Из десятка вариантов выбрал именно ту, где за стеной будет засыпать причина моей нынешней бессонницы? Одна.
Мари сейчас тоже одна. Как будто меня ждала всё это время. Не нарочно, конечно, так совпало, но не могу отделаться от чувства, что это тоже часть какого-то неведомого плана.
И что, мне опять свесить руки тупой марионеткой? Не в этот раз.
Выжимаю газ, как делаю всегда, когда хочу обогнать собственные мысли. Плевать, насколько бескомпромиссно звучало её «пошёл вон». Вечером приду и поменяю смеситель. Даже если уже будет стоять новый. Даже если она меня на порог не пустит.
Мари попросила меня. Как часто она кого-то о чём-то просит? И неважно, каким тоном. Я не могу оставить это без внимания.
Повод вроде спорный, а предвкушающая улыбка сама по себе тянется от уха до уха.
На работу я по традиции приезжаю последним.
Нет, я не безответственный и карьерный рост заслужил не по блату, как мне пытается внушить драгоценный начальник. Ушлый жук себе в убыток и сына бы родного не повысил. Просто в моей жизни постоянно что-то приключается. Сегодня вот – у Ахметовой лопнул смеситель, а выглаженной рубашки на замену промокшей в моём шкафу не оказалось. Как по мне, причина уважительная, остальные пусть думают что хотят.
Оставив мотоцикл на служебной парковке, бодрым шагом припускаю по коридорам фирмы. До рабочего места остаётся подать рукой, пнуть дверь ногой, что я и делаю в своей манере – с чувством, с оттяжкой и...
– Мартышев! Ты!.. Живо ко мне в кабинет! – вопит сиреной дражайший шеф. По его светлому пиджаку расползается пятно от кофе.
Я привычно вытягиваюсь по струнке, дабы не плодить грехи свои перед начальством. А сам отрешённо разглядываю кофейную кляксу. По всем канонам отечественного ромкома сейчас между нами должны проскочить искры и уже к концу месяца мы будем за этой же запертой дверью страстно срывать друг с друга рубашки.
Ну это не будь мы оба мужиками.
В остальном Герман давно срывает на мне голосовые связки, а я испытываю на прочность его нервы. Не нарочно, просто жизнь насыщенная, повторюсь. Пока лидирует его уговор с моим отчимом, который по старой дружбе подложил товарищу свинью. То бишь меня.
Но что-то звёзды над нами сегодня сошлись как-то криво. В воздухе нехорошо повеяло возмездием.
– Прошу прощения, – скалюсь во все своих тридцать два зуба. – А вы, кстати, что здесь забыли?
– Время засекаю, когда ты соизволишь явиться на работу! – гаркает Герман, покрываясь красными пятнами. Я вроде бы уже парфюм сменил, а аллергия на меня у шефа не проходит. Пыхтит, болезный, косит на оба глаза, но держится. Даже губы ехидной дудочной складывает. – Что на этот раз, Мартышев? Так праздновал, что вырубило пробкой от шампанского?
И пальцем тычет в ссадину у меня над бровью.
– Это бита постаралась. – Отмахиваюсь от его настырной руки.
– Как же я понимаю того, кто это сделал, – мечтательно сопит мне в лицо шеф. – Даже слегка завидую.
Я устремляю ироничный взгляд поверх его проплешины.
– Какой же вы понимающий, Герман Сергеевич. Прям жуть берёт.
Шеф плюхается задом в моё кресло, по-видимому уже забыв, что пару минут назад собирался перенести мою экзекуцию в свои начальнические чертоги.
