Королевская капелла, капелланы и прелаты, включая двух архиепископов, Палермо и соседнего Монреале, безусловно были той средой, которая отвечала за воспитание мальчика. Но мы никогда не узнаем, какими глазами все эти люди смотрели на потолок, восхищающий сегодня любого туриста. Ничто не доказывает, что они видели в нем нечто большее, чем экзотическое для христианского храма украшение. Семь капелланов, служивших в Палермо в 1200-х годов, известны по именам, понятно, что они видели наследника трона часто, но почти ничего не известно, как это на нем отразилось[15].
Младший современник Фридриха II, францисканский хронист Салимбене приписывал ему знание нескольких языков[16]. Историки склонны ему верить: на латыни написана «Книга об искусстве соколиной охоты», о которой нам предстоит говорить, на сицилийском вольгаре – три коротких стихотворения[17]. Знание средневерхненемецкого мы принимаем как данность, ведь Фридрих II провел около десяти лет в Германии (1212–1220 годы, середина 1230-х годов). Что до греческого, иврита, арабского, старопровансальского, о которых писали прежде патриотично настроенные исследователи, то здесь мы остаемся в области догадок[18]. Присутствие значительного греческого меньшинства в Апулии и Калабрии, контакты, его политическая и религиозная активность – все это еще не было поводом учить их язык. Несмотря на неподдельный интерес к народам, говорившим на чужих языках и следовавших чужим обрядам, в своей политике к ним, к своим подданным, Фридрих II вообще часто оказывался более чем традиционным средневековым государем[19].
После смерти мужа (1197) королева Констанция, активно взявшись за правление, передала королевство в лен папе Иннокентию III (1198–1216), одновременно обеспечив наследственные права сыну и найдя ему могущественного, талантливого и авторитетного опекуна. В деле воспитания вскоре совсем осиротевшего юноши понтифику помогали немолодой кардинал Ченчо Савелли, в будущем папа Гонорий III, епископ Катании Рожер и другие высокопоставленные клирики. Однако ничего конкретного об их дистанционном влиянии на молодого монарха нам неизвестно.
Резонно задаться вопросом: где Фридрих II приобрел свою не совсем обычную для светского государя, а для иных современников и вовсе скандальную любознательность? Где искать истоки его специфической лояльности к иноверцам, которую не следует путать с политической веротерпимостью? Откуда он мог почерпнуть начатки знаний в то время, когда, по свидетельству современника, «в королевстве почти не было образованных людей»?[20] Даже если позитивно настроенный по отношению к Штауфенам хронист в 1280 году преувеличивал масштаб упадка в неизвестном ему прошлом, смутное для итальянского юга начало XIII столетия действительно не располагало к ученым дискуссиям – тем более придворным, поскольку двора как такового не было. Среди капелланов и клириков Сицилийского королевства около 1200 года никто не вошел в историю словесности, не оставил серьезных следов какой-либо интеллектуальной работы.
Сохранилось несколько писем неизвестного придворного Фридриха II к Иннокентию III, в которых он рассказывает о достоинствах и занятиях молодого короля. В одном из них, описывающем усобицу начала 1207 года, говорится о Фридрихе II: «Своими познаниями он настолько обогнал свои годы, в добродетели он столь выше своего возраста, что в нем не найти ничего, что не подобало бы мужу совершенному и зрелому. Без сомнения он уже может управлять, ибо способен сам судить о добре и зле среди христиан и среди неверных»
