Фрунзик Мкртчян. «Я так думаю…» - страница 3



Непременное и неподдельное сочувствие при этом выражается соответствующими громкими восклицаниями: охами, вздохами, активной жестикуляцией и радостными вскриками.

Не выслушать собеседника, который собрался обстоятельно рассказать о своем житье-бытье, заторопиться, прервать его на полуслове считается тут верхом неприличия.


Жители Гюмри


В Гюмри очень ценят ко времени и к месту сказанное острое слово, соревнуются в красноречии, иронично и насмешливо рассуждают о политике, раскованно, хлестко шутят и не обижаются на шутки.

В «Песне о Гюмри» на слова знаменитого армянского поэта Ованеса Шираза, ставшей гимном города, так прямо и сказано: «Ты соль Армении, Гюмри, красноречив и остроумен…» Кто-нибудь слышал, чтобы в песне о любом другом городе воспевалось остроумие его жителей?

И на самом деле, острых на язык, артистичных и говорливых гюмрийцев, разбросанных нынче по всему свету, легко распознать не только по характерному говору, но и по яркой, живой речи, пересыпанной народными шутками-прибаутками, по особой открытости, неистребимому жизнелюбию, умению находить выход из любой ситуации и не унывать. Фрунзик – яркое тому подтверждение.

Однако именно здесь, в Гюмри, Фрунзик впервые узнал жизнь в самом худшем ее проявлении. Война, голод, холод… Беспросветная бедность. Родители вкалывали на фабрике с утра до вечера. Забота о семье в основном ложилась на плечи матери, позже ей стали помогать старшие дети.

Отец был пьющим. Напивался иногда до беспамятства, и Фрунзик нередко помогал матери тащить его по улице до дома под неодобрительные и соболезнующие возгласы и вздохи соседей. (Пройдут десятилетия, и, увы, отцовские гены проснутся в сыне, взыграют и станут бедой его жизни и его могучего таланта… Станут его злым роком.) А в самое тяжелое для семьи время отец исчезнет из ее жизни до самого конца войны.

Текстильный комбинат, на котором работали Санам и Мушег, выпускал бязь. Чтобы как-то прокормить свои бедствующие семьи, рабочие воровали бесценную по тем временам ткань и продавали ее на рынке. Обматывали поясницу под сорочкой и ноги под брюками кусками бязи и проносили через проходную. В тот день попался только один такой «несун» – Мушег Мкртчян. За кражу пяти метров ткани ему дали десять лет лагерей.

Мушег отбывал срок под Нижним Тагилом до окончания войны. Валил лес.


Мушег Мкртчян


Фрунзик Мкртчян:

Четырнадцатилетним подростком поехал я однажды навестить родителя. Повез ему теплые вещи, продукты. Четыре дня ехал в теплушке. Три раза пересаживался с одного товарного поезда на другой. Война… Попав в незнакомый город, страшно растерялся. И было с чего: ночевать негде. Что делать, куда идти, где искать лагерь – не знаю. С расстройства зашел в какую-то пивнушку. Разговорился за кружечкой с местными работягами. Те помогли устроиться на ночлег и добраться до лагеря. Слава Богу, война еще через год кончилась и отца вскоре выпустили по амнистии.

Несмотря на тяжелое, полное лишений детство, Фрунзик не озлобился, а вырос ласковым и добрым. Во многом это заслуга Гюмри. Фрунзик вырос плоть от плоти Гюмри, напитался его «домашней» культурой и на молекулярном уровне унаследовал добродушие, жизнестойкость и природное чувство юмора его жителей. И, конечно же, актер стал таким благодаря своей матери Санам.


Санам Мкртчян


Санам

Когда брат был уже очень популярен, он приезжал домой, вставал под душ и звал маму. Она приходила и мыла его. Они вместе пели… Вот такая была музыка матери и сына.