В эту минуту в кабинет вошел мажордом.
– Вы меня звали, ваша светлость?
– Да, звал, Сальваторе. Прошу, отправь сейчас же посыльного за нашим поверенным. Пусть он как можно скорее явится. И передай, чтобы захватил с собой всё для оформления доверенности.
– Будет сделано, ваша светлость.
Дворецкий хотел было уйти, но герцог задержал его.
– Постой, Сальваторе, это еще не всё. Пригласи синьорину Фьямметту. Скажи, что у меня к ней срочное дело.
Дворецкий удивился.
– Синьорину Фьямметту? Но ее сиятельства маркизы нет в палаццо.
– Как нет? А куда же она подевалась?
– Ваша сестра с полчаса назад села в карету и уехала.
– Уехала? Куда уехала? Зачем уехала?
– Зачем уехала – знать не могу. А вот куда уехала – скажу. Я слышал, как синьорина Фьямметта давала распоряжение коккьере, чтобы он гнал лошадей в Поццуоли.
– В Поццуоли? Она же только что приехала оттуда! Неужели у Фьяммы с Хасинтой вышла ссора?
Мажордом помотал головой.
– Я так не думаю, ваша светлость. Мне кажется, всё дело в письме, которое ее сиятельство получила сегодня. Синьорина Фьямметта пролетела мимо меня на полной скорости, но я успел заметить, что она была чем-то расстроена. И в руке ее было то самое письмо.
– И что же это за письмо?
– Не могу знать, ваша светлость. Обратного адреса на нем не было. Но посыльный, который принес его, сказал, что это послание из Рима.
– Рим? Опять Рим! Все дороги ведут в Рим[125].
– Но перед Римом, как я понимаю, мне нужно будет заскочить в Поццуоли? – спросил герцога маркиз.
– Хочешь сказать, что для тебя, как для бешеной собаки, десять лишних мильо не крюк?
– Хочу сказать, что, там, где есть воля, там есть и путь[126].
Отправляясь в поездку, Луис Игнасио прекрасно знал, что придется столкнуться в пути с большими неудобствами. Дорога из Неаполя в Рим, известная в народе как Miglio d’oro («Золотое мильо»), не ремонтировалась, пожалуй, со времен Публия Стация[127], назвавшего ее когда-то regina viarum – «царицей дорог». Некоторые участки этого пути были довольно неплохо вымощены большими плоскими булыжниками, но между их стыками находились широкие щели, на которых карета изрядно подпрыгивала, причиняя едущим седокам массу мучений.
На преодоление расстояния от Неаполя до Рима без смены лошадей требовалось три-четыре ночевки на ужасных постоялых дворах, полных блох и клопов. Хозяева придорожных локанд[128] и альберго[129] то ли из лени, то ли по убеждению, а может, из-за отсутствия каких-либо альтернатив у странствующих не желали предоставлять путникам ни подобающих их рангу и статусу услуг, ни желаемой приватности. В этих заведениях с гораздо большей заботой относились к лошадям, чем к путешествующим с их помощью людям.
Отдельная комната для отдыха была большой редкостью. Конечно, хорошая платежеспособность вояжера могла в некоторых случаях помочь в этом вопросе, но Луис Игнасио знал, что бывают такие моменты, в особенности накануне больших праздников, когда дороги буквально переполнены путниками. Тогда мест на постоялых дворах катастрофически не хватает, и даже респектабельным и очень состоятельным приезжим приходится делать выбор: спать сидя в карете или занять место на сеновале постоялого двора либо в пустых стойлах для лошадей и скота.
На родине де Велады дело с дорогами и заезжими домами обстояло отнюдь не лучше. Широких путей, пригодных для четырехколесных экипажей, было всего несколько. Они начинались в Мадриде и вели в Толедо, Байону, Сарагосу, Барселону, Валенсию и Севилью. Остальные расстояния экипажи должны были преодолевать по бездорожью, через поля и луга, в которых не было ни малейшего намека на колею.
