От потрясения де Велада воскликнул:
– ¡Qué el diablo me confunda! No puedes ser ella![163]
К его удивлению, девушка отозвалась на чистейшем испанском:
– Disculpa, ¿qué dijiste? ¿Qué significa: ‘No puedes ser ella!’?[164]
Маркиз действительно был поражен не столько обстоятельствами встречи, сколько самим этим фактом. Казалось, сам Господь свел их в этом месте и в это время. Придя в себя, де Велада перешел на итальянский:
– Простите мою неучтивость, синьорина, просто не ожидал, что наш небесный Создатель так небрежно швырнет мне прямо в руки одно из своих занятнейших творений.
Оглядев девушку с головы до ног, маркиз неопределенно хмыкнул. Трудно было понять, какие мысли всплыли в его голове, поэтому синьорина сделала вид, что не расслышала. Даже не улыбнувшись, она спросила:
– Простите, синьор, могу ли обратиться к вам с просьбой?
Де Велада взлетом бровей обозначил любопытство.
– Не могли бы вы подвезти меня на почтовую станцию в Аверсе?
В эту минуту из кареты выглянула пожилая женщина. Она была одета в черный дублет[165]. На ее голове красовалась черная кружевная мантилья, увенчанная пейнетой[166]. Внешним видом эта старушенция напомнила Луису Игнасио уроженок Кастильи-Ла-Манчи[167]. У смуглокожей испанки под подбородком висел сморщенный кожаный мешок, как у рассерженной индюшки.
– Синьорина Фьямма, я не отпущу вас одну! – выкрикнула та.
Девушка обернулась.
– Донья Каталина, я и не собираюсь ехать туда одна. Надеюсь, этот синьор окажет любезность двум дамам, попавшим в затруднительное положение, и довезет нас до Аверсы. Там я пересажу вас в почтовую карету и отправлю в Неаполь. С опухшей ногой вы в Рим не поедете.
– Но, дорогая, не кажется ли вам, что поломка кареты и травма моей ноги – это знак, что не стоит туда ехать в принципе? По здравом размышлении вы придете к выводу, что нужно отказаться от своих намерений.
– Ни за что! Я ни в коем случае не стану менять их. Продолжу путь в одиночестве. А вы, донья Каталина, вернетесь либо на виллу в Поццуоли, либо в палаццо Ринальди и будете дожидаться меня там.
– Фьямметта Джада! – в голосе спутницы девушки послышались истеричные нотки. – Я никуда не отпущу вас! На смертном одре вашей матушки я поклялась заботиться о вас как о собственной дочери.
– Что вы и делали всё это время и за что авансом заслужили лучшее место у Господа в раю. Право, донья Каталина, я уже не маленькая и вполне могу позаботиться о себе.
Луис Игнасио вклинился в перепалку двух женщин.
– Синьорина Фьямметта, я ведь прав? Я не ошибся? Вы сестра Джанкарло Марии Ринальди?
Девушка удивленно вскинула рыжевато-коричневые бровки идеальной формы:
– Вы меня знаете?
– В этой ситуации меня больше волнует другое: почему до сих пор меня не знаете вы!
Девушка округлила колдовские глазки цвета зеленого нефрита[168]. На их радужке вокруг черного зрачка были рассыпаны крохотные янтарно-коньячные брызги, искрившие дерзостью и удалью.
Маркиз поклонился и произнес:
– Разрешите представиться: Луис Игнасио де Москосо и Арагон, девятый маркиз де Велада, пятнадцатый граф де Трастамара, пятый герцог де Атриско и родной брат Хасинты Милагрос.
Девушка ахнула:
– Вы тот самый брат Хасинты? Наслышана-наслышана. Надо же! Вот так встреча!
– Да, встреча, действительно, неожиданная, но меня больше интересует, что скрывается за формулировками «тот самый брат» и «наслышана-наслышана». Впрочем, надеюсь, у нас еще будет время выяснить это. А сейчас я хотел бы спросить, куда это вы направляетесь? Пару часов назад по поручению вашего брата я заезжал на виллу в Поццуоли. Управляющий сказал, что вы уехали в Рим. Мне и впрямь стало крайне любопытно, вы в самом деле решили совершить такое неблизкое путешествие в одиночестве?
