Слова маркиза на обеих женщин произвели разнонаправленный эффект. Пожилая довольно улыбнулась и закивала головой, молодая поникла и закусила губу. От выволочки, устроенной маркизом, прекрасные глаза заметно увлажнились.
Луис Игнасио сунул руку в карман, достал и протянул девушке носовой платок. Решив шуткой разбавить надвигающуюся мелодраму, произнес:
– У вас в Неаполе, как и у нас в Мадриде, каждый уважающий себя кабальеро имеет в кармане два платка: батистовый, чтобы вытирать пот со лба, и шелковый, чтобы сморкаться. Но у некоторых, особо расчетливых, таких, как я, в запасе есть третий платок для того, чтобы вытирать пыль с обуви. Его-то я и пытаюсь вам одолжить, и да, этот платок, в отличие от двух прочих, еще ни разу не использовался по назначению.
Дуэнья в почтовой карете на эти слова недовольно фыркнула, а девушка улыбнулась и взяла протянутый кусочек ткани, однако применила его иначе, чем предполагалось. Заметив приближающуюся веттуру[171], направляющуюся в сторону Аверсы, Фьямметта замахала платком и выбежала на дорогу, пытаясь закрыть собою путь повозке. Де Веллада ухватил девушку за талию и оттащил на обочину.
Пиратского вида веттурино[172], смуглый, с золотой серьгой в ухе, остановил странного вида экипаж и спрыгнул с сэрпы. Обратившись к девушке, обнадеженно спросил:
– Синьорина хочет нанять мой калессино?[173]
– Не совсем так, – ответила обрадованная Фьямметта. – Я хочу выкупить ваш экипаж.
Возничий от удивления округлил глаза.
– Синьорина хочет выкупить мой калессино?
– Да-да. Именно выкупить. Во сколько мне это обойдется?
Извозчик, обрадованный возможностью негаданной прибыли, почесал затылок, раздумывая, как бы не продешевить, а потом выдал:
– Повозка обойдется вам в десять дукатов[174]. За лошадь возьму тридцать карлино. Ну и за упряжь по мелочи. Синьорина будет править сама или хотите нанять меня в качестве вашего барроччайо?[175] Если так, соглашусь всего за пару дукатов. Мне будет в радость покатать такую яркую красотку.
Фьямметта сунула руку в карман и достала полный кошель монет. Обнадеженный удачной сделкой, возничий хищно улыбнулся и потер ладони.
– Забудьте даже думать об этом! – воскликнул грозным голосом разъярившийся де Велада. – Я никуда не отпущу вас с этим типом!
Девушка, услышав громогласный рык маркиза, вздрогнула, а старая дуэнья, с беспокойством наблюдавшая за этой сценой, удовлетворенно произнесла:
– Фьямма, дорогая, его светлость прав на сто процентов. Вам нельзя ехать одной с незнакомым мужланом. Подумайте о репутации!
Фьямметта Джада повернулась в ее сторону:
– Донья Каталина, моя репутация была изодрана в клочья еще до моего рождения. Вам ли не знать про мезальянс между моими родителями? О какой репутации в этой ситуации может идти речь? Я никогда не пыталась поправить непоправимое. И уж тем более не стану печься о том, чего нет и не было.
Луис Игнасио выдвинул аргумент:
– Если не хотите подумать о репутации, позаботьтесь хотя бы о безопасности.
Дуэнья очень обрадовалась весомому доводу, однако ее радость длилась недолго. Луис Игнасио, потерев пальцами подбородок, решительным голосом постановил:
– Мы поступим так: вы, милейшая синьорина, сядете в мою карету, но перед этим клятвенно пообещаете слушаться меня во всём, потому как я намереваюсь взять вас с собою в Рим. У нас в Испании говорят: «Где есть место для одного, найдется и для двоих». А вот вашу дуэнью мы отправим обратно в Поццуоли на этом самом калессино.
