Де Велада хмыкнул:
– Твоя жена, на твое счастье, не грешит излишней говорливостью и пышнофразием, чего не скажешь о Хасинте Милагрос. А молчаливые женщины, как я не раз отмечал, иногда выдают весьма умные вещи. Видимо, молчание они компенсируют усиленной мыслительной работой, которая и приносит столь значимый результат. Доказывать же подлинность любви я обязан лишь одному человеку на свете – маркизе де Велада. Поэтому у нас и нет достаточно времени, чтобы разъезжать по Неаполю с извинительными визитами. Поверь, нам с Фьяммой есть чем заняться.
Граф ди Бароцци хмыкнул:
– Не думал я, что доживу до того дня, когда такой любожен, как ты, станет таким женолюбом.
– Куньято, в словах Адольфо Каллисто есть смысл. Если бы Хасинта с Бьянколеллой не поехали сегодня с визитами, разразился бы большой скандал, – вставил реплику герцог Маддалони.
Вращая в пальцах ножку бокала и любуясь игрой золотистого вина в его хрустальных гранях, Луис Игнасио задумчиво произнес:
– Скандал… Целовал… Ревновал… Забрал… Знаешь, mi yerno[98], пусть они все катятся… на какой-нибудь бал!
– Кто они? – переспросил герцог недоуменно.
– Las malas lenguas[99], разумеется, – ответил де Велада. – Те, кто любит чесать и мозолить языки от зари до заката семь дней в неделю. Еще не хватало расшаркиваться перед ними. Зря ты, mi yerno, разрешил Хасинте колесить по городу с подобными визитами. Она родила меньше месяца назад. По-хорошему, ей в постели лежать нужно, а ты потворствуешь ее сумасбродству.
– Не знал я, что ты считаешь светские обязанности сумасбродством, – неодобрительно заметил герцог Маддалони.
Луис Игнасио скривился.
– Обязанности мы имеем по отношению к нашим родным, друзьям и близким, а светские сплетники должны быть нам безразличны, – отрезал маркиз безапелляционно. – Кроме того, через полгода мне в любом случае придется представлять новую супругу испанскому королевскому двору и устраивать пышные торжества по случаю бракосочетания. Так что будем считать неаполитанские празднования сорвавшейся репетицией будущих церемоний, которые, увы, неизбежны.
– Что-то ты, бискуджино, раздражен не в меру. Только что обвенчался. По идее, светиться от счастья должен, а ты больше напоминаешь чадящую масляную лампу, – отметил Адольфо Каллисто. – Мы, кстати, еще не выяснили, что подтолкнуло тебя на такое внезапное венчание.
– Меня этот вопрос тоже занимает, – присоединился к ди Бароцци Джанкарло. – Мажордом сообщил мне, что перед твоим визитом Фьямметту Джаду навестил младший Саватьери. Между ним и сестрой что-то произошло?
Маркиз досадливо цыкнул языком. Зря он не запретил дворецкому трепаться на эту тему.
– Считайте, что на меня дурь нашла или вожжа под хвост попала. На этом точка, – ответил Луис Игнасио нехотя. – Больше мы об этом говорить не станем.
Граф ди Бароцци и герцог ди Маддалони растерянно переглянулись. Нахмурившись, Адольфо Каллисто обратился к брату:
– Ты и впрямь не нравишься мне, дружище. Надеюсь, ничего серьезного не случилось. Тебя в арендованном палаццо молодая жена ждет, а ты в таком состоянии… Уверен, что с консумацией брака проблем не возникнет?
Произнеся это, итальянский родственник маркиза изогнул уголок губ в лукавой полуулыбке.
Луис Игнасио угрюмо хмыкнул:
– Шутишь? Ты и вправду усомнился в моем мастерстве? Смею тебя заверить: я, как опытный консуматор, могу читать лекции в вашем университете на предмет лишения невинных девиц их первостепенной ценности. Поверь, брат, в этом вопросе мне нет равных. Сделаю в лучшем виде в любое время дня и ночи и даже с завязанными глазами. Можешь не сомневаться.
