После процедур, в которые плюсом входили пара уколов и с десяток таблеток, нужно было идти в столовую и кушать эту противную еду (между прочим сегодня не воскресение, и мясом в столовой даже не пахло), смотреть, как малыши пускают слюни и спят за столом, а потом их трясут и орут на них. Но хуже всего был прожигающий взгляд темнокожего огромного санитара, который, казалось, смотрел только на Гавриила, хорошо, что после завтрака он уходил к лифту и можно было не видеть его еще десять часов. А там ужин и опять он…
Тот, кто успевал придти в общую комнату, имел право попросить включить добрую тетушку мед. сестру включить все, что тот пожелает. Кто не хотел смотреть или кто не успевал занять место (диванов было шесть, а детей в семь раз больше) играл в настольные игры или просто читал. Закон был один: класть на место то, что берешь. После обеда детей отвели в страшную зеленую комнату, в которой учили, как правильно писать, читать; в которой заставляли тебя что-то красить, лепить; в которой рассказывали о каком-то там космосе и каких-то там растениях, до которых детям не было интереса. Но не Гавриилу, хоть и приходил только, чтоб послушать о космосе и растениях, о динозаврах и мамонтах, но считать и писать он не любил, по крайней мере, здесь, для него это было так нудно, ведь он это все знает, а тут еще нужно повторять, повторять, повторять. Однажды он взял книгу с полки с названием «Расширение сознания и скрытые детали мира», прочитал ее, задал несколько вопросов по ней учителю, тот ничего не ответил, и на следующий день этой книги не стало на полке. Так произошло и со второй книгой. Наконец Гавриил понял, что лучше держать знания при себе: пусть все думают, что ты малолетний слюнявый идиот. И с тех пор он стал молча читать книги, стараясь не светить обложкой перед остальными, так безопаснее.
В этот день, второго февраля 1995-го года, Гавриил нашел друга в одной белокурой девочке. Счастью не было предела: не пришлось ждать весны.
В шесть часов пополудни заканчивалась занятие в «Послеобеденной школе Мистера „я прячу свою лысину длинной прядью“ с плохим запахом изо рта». Все дети разбежались кто куда, Гавриил спокойно направился к окну: так уже хотелось погулять. «Будет весна, будет и свежесть. Свежесть мысли» – размышлял мальчик, глядя в окно. Каждый раз ему приходилось занимать табурет у стола, чтобы посмотреть в окно на равнину, расстилавшуюся до самой воды: все гладко, ни одного дерева, иногда туда выходили люди, чтобы пострелять, иногда, чтобы устроить некий кросс. Вот же везет некоторым.
– Гавр. Гавриил! Тебя же так зовут, верно? – подошла сзади девочка и ткнула в бок ему пальцем.
– Ай, не тыкайся. Да, – лицо мальчика стало серьезным. – к вашим услугам, леди.
– Ах ты сердцеед, – хихикнула девочка, – знаешь, как умаслить даму. Ты думаешь, наверное… Ты… Ты не один такой. – девочка крутанула палец у виска.
– В смысле придурок? Это я знаю.
– Очень смешно. Ты понял, о чем я. – резвый детский голос сменился серьезным тоном. – Я тебя понимаю, все эти малыши не более, чем… чем малыши. Но не мы, верно? – мальчик кивнул. – Давай дружить, я, может и не такая умная, как ты, но и не такая глупая, как они. Как эти врачи. – последнее предложение она произнесла шепотом в его ухо.
– Да, и как я раньше не заметил. Твои глаза. Я таю. – щеки и нос мальчика налились кровью, девочка прикусила указательный палец и хихикнула. – Нет, правда. Я вижу ободки или как они там называются, у всех они просто окаймленные, а у тебя…
