Читать онлайн Любава Горницкая - Гербарий путешественника Полянского

© Горницкая Л. И., 2025

© Зюльманова А. И., 2025

© ООО «Издательство «Абрикос», 2025

Город горит. Полыхает, как мусорка, в которую влетела петарда. Первый – ночной – состав летит по насыпи. День запущен. Мы измеряем время поездами. Три пассажирских в сутки. Три! Раз-два-три, раз-два-три! Раз! Почти вальс. «Разенбургская глина» называется.

Вальс нас учили танцевать к чужому выпускному. Порадуете одиннадцатый, сказали, поможете попрощаться со школой. Да они и без нашей помощи свалили бы. То есть выпустились. Но ладно. Традиция такая. Надо потерпеть.

Мы пытались, честно. Но выходило так себе. Никто не хотел становиться в пары. За руки хватать ещё станут, прижиматься. Щупать. На ноги наступать. Мальчишки такие дураки. Ржут как кони. Девчонки такие недотроги. На всё обижаются. Легче спрятаться в женском или мужском (кому куда!) туалете ненадолго. Репетиция-то короткая. Особенно когда танцоры разбежались. Нас ловили и возвращали. Вальсируйте, а то на выступлении опозоритесь! На моё счастье, тот последний звонок я проболела. Нечего пить лимонад прямиком из холодильника. Торжественная линейка обошлась без меня. А вот счёт на «раз-два-три» привязался, запомнился.

И снова: раз! Первый пошёл. Первый, ночной скорый, – «Москва – Анапа» – шумит по насыпи. Гремит костями вагонов над придорожными полынью и кипреем. «Первый поезд едет в полночь». Это факт. Это точка отсчёта нормального дня в городе Курицын. Это строчка считалочки на выбывание. Стуки-палочки за себя! Я играю в прятки.

Я каждый пожар играю в прятки.

Нет!!!

Прошлые пожары были понарошку.

Этот настоящий, понимаешь? Не в видеоролике, не в исторической справке на стенде музея, не в бабушкином сбивчивом рассказе. Этот впечатывается в кожу наползающим жаром.

Кто не спрятался, он не виноват.

Кто не спрятался, превратится в пепел.

Огонь уже идёт искать.

Но если останется только гарь и пустота, то всё. Досчитались. Проиграли.

Если постить об этом в ВК, то нужен хештег #Курицынживи.

Но это как?

Постики писать, когда вокруг жесть?

Как вообще снимают стримы с места катастрофы?

У тех, кто снимает, мозги есть?! И успевают они когда?! Тут думаешь с утроенной скоростью! И не догоняешь события!

Стелется едкий дым. Вытекает из-под век слезами.

Колёса поют. Хотя постойте. Так себе песня, правда. Где мелодия? Какая рифма? Речитатив дурацкий.

Колёса не поют.

Колёса читают рэп.

Тра-та-та. Твой. Дом. В огне. Видишь. Девочка? Тадах-тах-тах. Город. Опять. Пылает. Тра-та-та. Ди-на! Бе-ги! Ди-на! Прячь-ся!

Человечек из вагона. Призрак с верхней боковой у туалета. Не сходи на станции. Не надо!

А ты и так не успеешь.

Стоянка поезда – две минуты.

На нашей платформе нет времени купить пирожок или заварную пюрешку. Нет времени стоять и дышать. Даже сфоткаться для аватарки толком нет времени. Здесь только наспех выпрыгнуть со своим чемоданом или рюкзаком. И уходить к одноэтажной сине-серой коробочке вокзала с витиеватой надписью «Разенбург».

Ты приехал в Курицын. Который Разенбург.

Город Курицын. Станция Разенбург.

Как у тебя не взорвался мозг, когда оформлял электронный билет? Как приложение РЖД не выдало ошибку 404?

Курицын, какой Курицын, где Курицын, Курицын не найден!

Неважно. Ты приехал.

Приехал? Это событие, прикинь!

Остановка-то есть. Но здесь никогда никто не выходит и не садится в вагон. Для проводников мы, наверное, «станция-которой-нет-но-она-есть».

Есть мы, есть. Главное – остаться. И станцией. И в живых.

#Курицынживи! #Курицынживи!!!

Ну пожалуйста!!!

Зарево над изгибами реки Гремучей. По берегам текут в камыш кляксы чёрных теней. Рэп первого поезда смешивается с воплями моих соседей по лестничной клетке, носящихся с пластмассовыми тазиками и целым одним огнетушителем (я даже знаю, откуда он у них!). Полночь. У самой воды – три силуэта. Их сложно различить. Серый ночной воздух, пропитанный мутным дымом, кривобокие частные домики улицы Дальней. Тройка свидетелей поджога теряется на этом сомнительном фоне. Но я их вижу. Я их чувствую. Я их знаю. Я понимаю, почему они там. Хромой бледный мальчишка в белой кружевной рубашке на пару размеров больше, чем надо. Смуглая девочка с толстыми косами в тонюсенькой ночнушке. Кудлатая рыжая собака у их ног. Я познакомилась с ними этим дурацким летом, когда снимала видеоблог, ездила в усадьбу Полянских и злилась, злилась, злилась…

Коля Полянский и Петя Курицын смотрят на меня из сохранёнок смартфона. Подсказывают, что делать.

Девочка с собакой смотрят на меня.

Луна смотрит.

Наверное, даже пассажиры скорого «Москва – Анапа» смотрят. Ничего не видят на такой скорости. Никакой девчонки возле горящего здания не видят. А всё равно смотрят.

Когда хештег #Курицынживи сменится на #ПолянскийорётЪ, а то и на #чудесавРазенбурге, я расскажу.

Честное слово, я умею рассказывать по порядку.

А пока я достаю из кармана монетку.

Ту самую, овальную, где один геральдический лев вдвое крупнее другого.

И делаю шаг к подсвеченной языками пламени впадине оврага.

Монетка теплеет в руке.

Сложно дышать.

Перед глазами – цветные пятна.

Главное – не промахнуться…

Не промахнуться. Тут никаких вторых возможностей. Иначе ничего не будет. И не мечтай. Что ты там себе придумал? Путешествия, приключения, горы, море, дикие звери, туземцы, невероятные открытия? Всегда дневная маменька, которая тебя узнаёт и не кричит по ночам? Братья, принимающие всерьёз? Если ты промахнёшься, то конец. Не только мечтам. Тебе конец. И тем, кто с тобой, тоже.

Сам виноват.

Тринадцать лет пожил, теперь всё.

Предупреждали же, не открывай двери дортуара[1] за полночь. Не ходи в сад после отбоя. И уж конечно, не пытайся сбежать. Там, за решётчатой оградой пансиона, зверей не водится. Нечисти – тоже, чай не сказка. Там хуже. Люди.

Это кажется, что до Разенбурга рукой подать, а выйдешь степью к тракту – и до родного Полянского доберёшься, к неспящей ночной маменьке, к заросшей сорной травой старой оранжерее. Кажется, если бежать из казённого неуюта, от слёз в подушку и обидных стычек или чердачной темноты, то просто снова будет дом. Дом и покой – не одно и то же. Но дом уже зарубцевался внутри, оставил поджившие шрамы вместо свежих кровоточащих царапин. Ты останешься один, с гербарием, книгами, лесной тишиной, одиноким лунным мостиком. С той бедой, которая почти не болит.

Помнишь, как в имении?

Река расцветает зеленью. Станешь на бревенчатом мостике, где перила только по одну сторону. Вглядишься в чёрную воду, из которой тянутся склизкие руки водорослей. Говорят, на дне мавки[2] поют. Ой на дне ли? И звенящий жаром воздух вот-вот обратится в девичьи голоса. Посмотри, как пусто и солнечно. Как колышется безо всякого ветра осока. Водоросли манят вниз. Только шаг с брёвен, один, маленький. Навстречу стрекозам и чёрным бабочкам. Видишь, кружат над омутом! Шагай, ну! Так, разок, проверить, правда ли там мавьи угодья. Родники холодят воду, тянутся корявые пальцы водорослей, скрывают кости, намытые течением, мягкий подушечный ил. Хрусталём отливают придонные чертоги.

Не ходи!!!

Но чем прятаться и дрожать в тесном подполе, лучше бы к реке. Потому что русалок не бывает. Ни мавок, ни лоскотух, ни водяниц[3]. Или… почти не бывает. Мало ли что мерещится подле колодца. Мало ли кто ночной кружится в хороводе на берегу. А люди рядом. Люди точно настоящие. Вон переговариваются, топочут тяжёлыми сапогами, зажигают огонь.

Может, попытаться бежать?

Вдруг получится проскочить мимо этих, опасных?

Один бы и бежал. Не стыдно.

Но оба малыша жались к нему. Зачем он вытащил их гулять? Зачем пообещал чудеса? Зачем красовался, мол, со мной не страшно? Теперь только молиться. Но по мелочам тревожить Боженьку неловко. Перебивать чужие, важные просьбы. Можно пока просто нащупать талисман в брючном кармане. Ну да, чепуха, суеверие. Только ведь талисман принадлежит ему одному. Честно найденный, не отнятый и не краденый. Как положено, по всем обычаям пансиона, трижды побывавший в чулане. А потому действующий. Настоящий талисман для одного владельца. Если с ним, Колей, что случится, талисман тоже пропадёт, сгинет. Поэтому, ну… Пускай помогает! Верить, верить, в спасение верить, пусть и от детской побрякушки! И держать в ладони камень. Готовиться к защите. Ежели что – бросить в чужаков. Другого оружия нет.

Кажется, младшие дрожали. Он и сам еле держался, а тут они. Хотя с ними, непутёвыми, было лучше. Легче сохранять спокойствие самому, когда в ответе за других.

– Ники, а нас не отыщут?

– Тс-с-с… Молчите, да и не отыщут.

Над головой заскрипело, зашваркало. Шур-шур-шур! Сейчас рванут крышку погреба, глянут вниз. Обнаружат.

Не промахнуться.

Левой, свободной от камня рукой Коля сжал в кармане талисман. Так крепко стиснул, что рисунок продолговатой овальной монетки отпечатался на ладони.