– Могли бы развестись, – перебила я ее.
– Легко сказать! Двадцать лет прожили – и вдруг развестись? Нет уж, Бог услышал мои молитвы.
Пока она говорила, я прислушивалась к своим ощущениям. Чем-то она мне нравилась, а чем-то безумно раздражала. На ее последнюю фразу я заметила:
– Бог такие молитвы не принимает.
– Почему? – искренне удивилась она. – Так всем хорошо. Я – благородная вдова, честь семьи в порядке…
– Муж ваш в могиле, девушка тоже; а как быть с их честью?
– Для них так лучше, – заверила меня Роза Петровна. – С его честью все в порядке. Представляете, что было бы, если бы я с ним развелась, да еще и ославила на весь белый свет? А так все тип-топ.
– А девушка?
– А! – отмахнулась Роза Петровна. – Сама виновата. Ну чего она поперлась к Вострякову. В домашних условиях аборт делать? Что, в кабинет прийти не могла? Да еще со сроком дотянула! Деньги девать некуда было?
Разговор сворачивал куда-то в заоблачные выси. Прогнать ее я побаивалась, а сидеть тут и слушать ее рассуждения постепенно надоедало.
– Одно хорошо было в его сексуальной ориентации, – вдруг сказала вдова Вострякова, – «шишки» всякие ему своих баб доверяли со спокойным сердцем. Вон, и Масловский свою модельку к Вострякову таскал. Вы уже слышали, что ее похитили?
«Хороший вопрос работнику прокуратуры, на территории которой произошло похищение», – подумала я.
– Я так думаю, что это она сама все инсценировала. Сука она первостатейная.
– Роза Петровна, – деликатно прервала я ее, – прошу извинить, но у меня много работы. Я могу чем-то быть вам полезна?
– Да, простите. Я все поняла, – откликнулась Роза Петровна. – Извините, что задержала вас. Приятно было поболтать. Значит, так: на жалобу можете не отвечать; по делу меня уже допрашивали, я все, что знала, сказала. Телефон мой в деле есть. Звоните, может быть, это я вам буду полезна.
Когда она вышла, я покрутила головой, дивясь, какие характеры подсовывает следственная практика, и полезла в мусорную корзину за изгаженной жалобой. Расправив ее, я с тоской подумала, что, к сожалению, оставить ее без ответа я не могу, не положено. Написав три слова, я отнесла ответ Зое в канцелярию и собиралась было вернуться к себе, но тут из своего кабинета высунулся шеф.
– Вы тут? Зайдите, – коротко распорядился он и скрылся за своей дверью.
Я послушно пошла следом, но остановилась у входа. Прокурор шумно уселся в свое кресло и стал барабанить пальцами по столу. Я терпеливо ждала.
– Ну?! – наконец прервал он молчание.
– Вы про похищение?
– Ну а про что же еще?! Мы оба помолчали.
– Городская телефоны обрывает, – пожаловался шеф. – Все про это похищение спрашивают. Я уж начальнику РУВД дал команду, если кто-то где-то – сразу мне доложить… Вы ничего не знаете?
– Владимир Иванович, – я оторвалась от косяка, – а что, в городской прокуратуре тоже ничего не знают?
– С утра звонить начали, не было ли заявления, – шеф вздохнул. – Я уж, грешным делом, подумал, не в ФСБ ли заявление, но тогда в горпрокуратуре знали бы…
– Владимир Иванович, а откуда пресса узнала? Если заявления не было?
– Сам голову ломаю. Либо видел кто…
– Либо информация просочилась. Если ее украли с целью выкупа, то сообщили только мужу, Масловскому. Значит, от него «потекло» или из его штаба.
– А если от похитителей?
– А зачем? Им-то зачем?
– Мало ли… Может, они побоялись прямо на него выходить, решили объявить о похищении через прессу. Да вы присядьте.
