– Я не понял, Швецова, – Лешка крутанулся на вертящемся стуле в мою сторону. – Ты так хотела порасследовать похищение мадам Масловской, в чем же дело?
– В том, что мне придется заниматься бумажной ерундой, а не расследованием. Не жену Масловского искать, а доказывать, что пресса гонит фуфель. А у меня дела стоят.
– Купи пожрать чего-нибудь на обратном пути, – донеслось до меня из горчаковского кабинета, когда я шла по коридору.
Выйдя на улицу, я удивилась тому, как тепло и солнечно. В нашей прокуратуре – толстые кирпичные стены, и далее в жару у нас прохладно, как в склепе. А у меня вдобавок не солнечная сторона, и когда сидишь безвылазно в кабинете, можно забыть, какое время года на дворе. А обычные-то люди, оказывается, живут счастливой солнечной жизнью, бегают по улицам с безмятежными лицами… Мой взгляд зацепился за отражение в зеркальной витрине, и я остановилась, разглядывая себя в зеркале. «Ужас, – подумала я, – меня же можно испугаться, когда я не слежу за своим выражением лица. Сдвинутые брови, глубокая складка между ними, опущенные углы рта, и главное – тяжелый, безрадостный взгляд. Где моя былая безмятежность? Где азарт двадцати пяти лет? Каждое дело тогда казалось мне захватывающей жизненной драмой, которую только я могу распутать во имя справедливости. А теперь… Теперь каждое дело кажется мне прежде всего источником неприятностей».
В РУВД меня уже встречали. Шеф (спасибо ему большое) позвонил начальнику управления, попросил помочь. Начальник с истинно руководящим радушием принял меня как человека, на которого он теперь может свалить собственные проблемы. Ему тоже пришлось несладко – главк замучил его требованиями разобраться с похищением. Мы с ним работали в одном районе сто пятьдесят лет, я его помню простым опером, а он меня – стажеркой. Потом он стал замом начальника отдела уголовного розыска, потом начальником, а там и до главы РУВД дослужился. Но те, кто работал операми, остаются операми до самой смерти, хоть они разначальники, хоть генералы или адмиралы.
Усадив меня в кресло в комнате отдыха, примыкающей к его кабинету, начальник РУВД достал из холодильника бутылку минералки.
– Может, коньячку? – с надеждой спросил он, но я отрицательно покачала головой.
– Я же крепкие напитки не пью.
– Жаль.
Когда-то мы с ним на происшествиях по ночам, чтобы согреться или расслабиться, пили из бумажных стаканчиков то спиртное, какое продавалось в ближайшем ночном ларьке.
Он убрал в бар бутылку армянского коньяку, которую достал было, ожидая, что я составлю ему компанию. Потом присел на широкую ручку кресла рядом со мной и отпил минералки прямо из горлышка.
– Что делать будешь? – поинтересовался он.
– Моя задача – выяснить, было ли похищение?
– Ну, если ничего не было, понятно. А если ее все-таки похитили?
– А если установлю, что похитили, возбуждаю дело и – в городскую. Это не мой уровень.
Начальник РУВД не выдержал, достал-таки бутылку коньяку и отпил теперь оттуда.
– Ну и слава Богу. Значит, ОПД[1] главк заведет.
– Не факт. Могут и вас заставить.
– Да ну тебя. – Он еще раз глотнул коньяку. – С чего начнешь?
– С осмотра места происшествия. Это единственное следственное действие, которое можно проводить до возбуждения уголовного дела.
– Какого еще места происшествия? – уставился на меня начальник РУВД.
– Набережной, где, по сообщениям прессы, была брошена «ауди» жены Масловского. Кстати, она там стоит?
