Я закуриваю «Мальборо».
– Продолжай говорить в этом духе, зайка, мы уже на пути к победе.
– Чтобы оставаться на плаву, Уэверли, следует поддерживать репутацию хорошего бизнесмена и крутого во всех отношениях парня одновременно. – Я выдерживаю паузу. – А я – во всех отношениях крутой парень.
– И, эээ, бизнесмен? – спрашивает Джей-Ди.
– Я слишком крут, чтобы отвечать на такие вопросы, зайка, – говорю, затягиваясь. – Вы что, не видели меня на обложке YouthQuake?
– Нет, но… – говорит Уэверли, тут до нее доходит, и она восклицает: – Ах, так это был ты! Ты выглядел просто великолепно!
– Угу, – говорю я с некоторым сомнением в голосе.
– Но я видела тебя на показе Кельвина Кляйна, зайка, и…
– Я не был на показе Кельвина Кляйна, зайка, а заметила ли ты, что вся эта стена выкрашена в цвет песто[36], а это – нарушение всех табу, а, пупсик?
– De rigueur[37], – изрекает отпадное юное создание за спиной у Уэверли.
– Виктор, – говорит та, – это Руби. Она – дизайнер мисок.
– Дизайнер мисок? Ни фига себе!
– Она делает миски из всяких материалов типа риса, – продолжает Уэверли, глядя мне прямо в глаза.
– Миски из риса? Ни фига себе! – Я тоже смотрю ей прямо в глаза. – Ты что, не слышала, что я один раз уже сказал «ни фига себе!».
Рокер-нытик тем временем выползает на середину танцпола и впадает там в транс, разглядывая зеркальные шары.
– А этот гоблин здесь зачем?
– Феликс раньше работал на Gap, – говорит Уэверли, вдыхая и выдыхая дым. – Потом он рисовал декорации для съемок «Реального мира» на Бали.
– Не смей упоминать при мне это шоу! – скриплю я зубами.
– Извини, дорогуша, сейчас такая рань! Но прошу тебя, будь поласковее с Феликсом – он только что из нарколечебницы.
– А что с ним случилось – алебастром траванулся?
– Он дружит с Блоупоп и Пикл, а недавно сделал для Конни Чанг, Джеффа Цукера, Изабеллы Росселлини и Сары Джессики Паркер дизайн, эээ, санузлов.
– Круто, круто, – одобрительно киваю я.
– В прошлом месяце он отправился трахаться со своим бывшим дружком Джексоном на Бонневильские солончаки, а через три дня череп Джексона нашли в одном из болот, так что ты уж будь с ним поосторожнее.
– Ага. Боже, ну и холодища здесь!
– Я вижу здесь оранжевые цветы, бамбук, испанских швейцаров, слышу музыку Steely Dan, вижу Феллини. – Уэверли внезапно закашливается, выдыхает дым и гасит сигарету. – Я вижу семидесятые, зайка, и меня от этого тащит.
– Зайка, ты посыпаешь пеплом мой клуб, – говорю я разочарованно.
– А что ты думаешь об идее Феликса сделать здесь бар с соками?
– Феликс думает о том, где бы ему уколоться лошадиным транквилизатором. – Я аккуратно бросаю окурок в протянутую мне Джей-Ди полупустую бутылочку Snapple. – Плюс, о боже, зайка, неужели мне еще придется волноваться по поводу бара с соками, в котором торгуют только соками? Ты не представляешь себе, сколько у меня и без этого проблем. Я тебя умоляю!
– Так что, бар, значит, вычеркиваем?
– Я умоляю, – стону я, – давайте будем продавать сэндвичи-субмарины, пиццу, даже гребаные начос. Какие вы, однако, с Феликсом тиу тиу[38] чувствительные!
– Зайка, ты как всегда прав, – говорит Уэверли, делая вид, что стирает пот со лба. – С тобой любое дерьмо нипочем.
– Уэверли, послушай меня внимательно. Новый стиль – это отсутствие стиля.
– Отсутствие стиля – это новый стиль? – переспрашивает она.
– Нет, нет, новый стиль – это отсутствие стиля, – повторяю я нетерпеливо.
