Не будучи созерцателем, Заретта не могла подолгу переносить статичную красоту. Ей просто необходимо было все разрушить и потом рыдать над сделанным, восстанавливая по уцелевшим частицам. Эти мокрые краски, яркие, больные, казались для нее слишком красивыми, хотя бы еще для одного мгновения жизни. Бросаясь пригоршнями брызг, Заретта разбила сказочную картину, не откликавшуюся прежде на ее внимание, на ее восторженные глаза и нежные прикосновения. И вот – краски смешаны, волны сглажены, все спокойно, прозрачная, чуть голубоватая вода, чистый водоем.
Заретта проснулась, по комнате носился холодный ветер, шумно дрожали шторы.
* * *
Азраил смотрел в небо и не мог пошевелиться. Небо было необычным, ослепляя яркостью, оно создавало над ним лазуритовый купол. Тело и голос не подчинялись. Сквозь эту сумятицу чувств и красок на мгновение проступило лицо Заретты. Азраил знал, что обязан спасти ее, что, если он не попытается, все будет кончено раз и навсегда.
– Заретта! – произнес он… и проснулся. Глаза резало: сказывалась бессонная ночь.
Со сцены доносилось монотонное жужжание.
– Азраил, ты что там, уснул? – Спросил Квентин, нервно ломая пальцы.
Хэпи пожал плечами:
– Ну, если Азраил уснул…
– Да все в порядке, просто я не привык быть в зрителях, – быстро сообразил Азраил.
– Ну да, затерялся среди кресел и дремлет, – буркнул Гордас.
– Азри, нам завтра выступать, – Голубые глаза рассыпались на мелкие искры. Так всегда было, когда Квентин всерьез расстраивался.
Сола стояла молча, потупившись, перебирая в руках листы со стихами. И только Верти никак не реагировал, бормоча про себя что-то совсем не относящееся к роли.
– Приветствую всех! – В зал вошел Руфус.
– Руфус! – обрадовался Азраил.
– Ты просил сегодня заехать, я – здесь. – Руфус на ходу снимал с себя длинное пальто и разматывал цветной шарф.
– У нас перерыв только через полчаса, – строго проговорила Сола, не поднимая глаз на вошедшего.
– Сола, отпусти меня, я знаю свою роль, я не подведу, – вдруг попросил Азраил.
Сола от удивления даже пошатнулась.
– Друзья мои! – на той же радостной и от того безумной ноте обратился Азраил ко всем. – Вы – лучшие, вы прекрасно играете, и завтра все пройдет без помех.
Погруженная в удивление, сцена не отвечала. Воспользовавшись этим, Азраил, подхватив под руку Руфуса, быстро вышел с ним из зала.
– Ты, брат, меня не пугай. Ты сегодня утром был мрачнее смерти, а сейчас… – Руфус остановился. – Ты как… как себя…
– Да что ты, за психа меня держишь? – рассмеялся Азраил звонко, легко.
Пальто сползло с плеча Руфуса. На мгновение тишина запорхала в воздухе.
– Я не псих, – тем же восторженным голосом произнес Азраил и, помолчав, добавил: – Ну, по крайней мере – пока.
Руфус не знал, верить ли словам Азраила, или это действительно были первые признаки помешательства.
– Мне сон снился… – начал Азраил, но вдруг осекся. – Я так и не спас ее, – добавил он помертвевшим голосом.
Резкая перемена настроения Азраила испугала Руфуса больше, чем недавние восторженные речи:
– Не спас кого?
Азраил молчал. Руфус заглянул ему в лицо. Глаза были закрыты, тонкие брови напряженно дрожали.
– Я не смог, Руфус…
Руфус похлопал Азраила по плечу, и они, молча, не говоря друг другу больше ни слова, вышли из театра.
