Глазами маски - страница 44
– Эль, – представился незнакомец. Это был молодой человек, примерно ее возраста, в белом костюме, безукоризненные заломы дорогой ткани которого модельно сочетались с его фигурой, прослеживая все изгибы тела. На голове его была стильная шляпа, на руке висел белый плащ. В его изящных пальцах подобранная кисть чувствовала себя несколько смущенной.
– Спасибо, – пробормотала Заретта, протянув руку.
(Верти набрал в грудь воздуха).
– Итак, внимайте этой повести,
Рассказу вымыслов глубоких.
Здесь места праздному лукавству нет,
Как нет здесь места лжи и суетливой фальши.
Пусть небеса прольются без остатка
На истину мерцающих побед,
На миф, обманутый в своем существованьи,
На быль не прожитых, но выдуманных лет.
Мирт:
– Утром ранним, когда природа столь чутка и благозвучна,
(Квентин шел по сцене уверенными шагами).
…в старинном храме,
Что у подножия вершин, казавшихся вратами Рая,
Впервые я увидел этот образ…
Боже! Как будто небом в сиянье этом
Была ниспослана сама судьба моя.
Кельвин:
– Чему ты радуешься, друг мой?
(На лице Гордаса лежала скорбь).
Мирт:
– Отдал бы за мечту я тысячу своих желаний
И жизнь в придачу, если мало!
Кельвин:
– Ну, ну, остынь. Да кто ж она?
Мирт:
– Хозяйка снов моих!
Кельвин:
– Беда…
Мирт:
– Беда? Не в том беду ты углядел, мой милый Кельвин.
Ее красы художник не опишет.
И все поэты мира пали б перед ней,
Глубокому безмолвию покорны,
Когда бы видели улыбку алых губ!
(Восторженно продолжал Квентин).
Но почему ты бледен и молчишь?
Ты мне сулишь судьбу иную?
Я ведь нашел свою судьбу,
И в ту минуту…
Кельвин:
– О, минуту злую!
(Перебил Гордас. Он играл превосходно, отважно лавируя на сарказме, как на маленьком суденышке в ночной шторм).
Мирт:
– Минуту роковую не отличаешь ты от счастия святого!
Кельвин:
– Позволь напомнить.
Тебе подарена златая нить, поэт,
Меж небом и тобой.
Как смеешь, ты, певец благой,
Петь не о благе, но о смертном счастье?
Сотки же чудо, волшебство,
А не убор стыдливой страсти.
Заретта на мгновение провалилась в глубокие глаза незнакомца. В них были зеркала, и в тех зеркалах она повсюду видела свое отражение.
– Спасибо, – еще раз поблагодарила она, и, хотя некоторые кисти по-прежнему продолжали валяться на земле, кисть, что он так изящно подал ей, Заретта крепко зажала в ладони.
Эль присел на лавочку рядом с девушкой. Робкое солнце заглянуло в аллею и загляделось на них.
– Тепло… – он приложил руку к глазам.
– Да… – Заретта путалась в мыслях. – Однако довольно холодно.
Молодой человек странно посмотрел на нее.
– Я хотела сказать, что солнце не греет. Правда, странно? – Она взглянула на незнакомца. Его лицо не поддавалось ни одному эпитету красоты.
Эль не ответил. В руках его вдруг появилась книга.
– Что это? – Заретте очень хотелось, чтобы Эль не заметил ее растерянности.
– Это подарок. Возьмите. – Юноша протянул ей книгу. Он не улыбался, на его красивом лице вообще не отображалось эмоций. – Подарок?
– Да, – кивнул Эль. – Только вы можете прочесть ее, прочесть правильно, Заретта.
И что это был за голос! Когда он говорил, казалось, с его языка ссыпались драгоценные камни, сверкающий их поток завораживал. Как прекрасны были его слова, как глубоко они селились в сердце, пуская цепкие корни воспоминаний.
– Только вы, – повторил он вполголоса.
– Вот как, – проговорила Заретта поспешно и взяла книгу. – Спасибо. – Ей вдруг стало жаль этих щедрых россыпей богатства, особенно теперь, когда Эль говорил тихо и словно бы нехотя. – А имя вы мое откуда знаете?