Последним к сцене подошел Верти.
– Есть только два ответа: «да» или «нет», на них ревность не распространяет свою власть. – продолжал Азраил. – Только два. Все остальное – это сомнение. Вот его следует бояться. Как можно быстрее узнай ответ и не отравляй душу сомнением…
– Я знаю ответ! – крикнул Квентин, перебив Азраила. – В этом-то все и дело. – Вдруг он вскочил, вырвал кусок ленты из его рук и наспех перевязал им волосы, затем, немного успокоившись, снова сел на место.
– «Вот что, Квентин», – произнес Азраил переменившимся тоном, в котором зазвучала жесткость. – Сначала будет больно, а потом – все равно. Запомни это.
Квентин вздрогнул:
– Ты говоришь о смерти?
– Безответная любовь – та же смерть. – Азраил сел на ступень рядом с Квентином и Хэпи. Верти стоял над ними, с мрачной важностью разглядывая каждого, тяжелый крест его переходил из руки в руку.
– Вы опять тут? Перерыв закончился. Все – на репетицию, живо! – В дверях показалась Сола.
* * *
Найт стоял, прислонившись к мотоциклу, выкуривая сигарету за сигаретой. Илвис молчал, сжимая в руках поводок.
Заретта беспокойно смотрела на часы:
– Через полчаса – начало. Я опоздаю.
– Вот. Он. Я его. Вижу, – проговорил Найт, выронив сигарету, и, заведя мотор, вскочил на мотоцикл.
Где-то далеко в кустах показался Джексон.
– Джексон, сюда, ко мне! – закричал Илвис.
Собака побежала в противоположную сторону. Впереди нее несся маленький пушистый комок.
Заретта моргнула, и комок исчез. «Наверное, солнечный зайчик», – подумала она.
– Жди нас, мы скоро, – постарался успокоить ее Илвис.
Мотоцикл зарычал по дороге.
В Заретте что-то оборвалось, кисти из ее рук выпали, дыхание сбилось. Она растерянно опустилась на лавочку. Время вдруг понеслось стремительно, вроде рычащего мотоцикла, минутная стрелка срывалась с места, перелетая от одного деления к другому. Заретта закрыла ладонью часы, стараясь не думать о времени.
* * *
В зале уже слышались голоса зрителей.
– Я ведь могу и уйти из театра, – донеслось из костюмерной. – Верно? – Темные глаза Хэпи испугали бы любого. – Вы как-то сказали… – продолжал наступать он, – Азраил – козырной масти. Помните?
– Да, я говорил, – ответил Вальсам нежно, перебирая черные четки в руках. – Как и положено ведущему актеру труппы.
– Вы не устаете мне напоминать, что я не…
– Хэпи, – перебил Вальсам. – Вам не кажется, уже несколько поздно говорить о том, что роль вам не подходит?
– Я ведь могу и уйти, – повторил Хэпи. Его голос был спокоен, хотя и звучал громче обычного.
– Да. Но если вы перед тем сорвете спектакль, это, скорее всего, навредит вашей дальнейшей карьере. Вы неверно истолковали мои слова, ведь масть – не главное. Даже у самой сильной карты в колоде ее нет. Никогда не задумывались?
– Самой сильной карты?
– Да, это джокер. Вопрос только в том, хотите ли вы им быть.
– Хочу ли я быть шутом? – задумался Хэпи. Вальсам сделал вид, что не расслышал его слов.
– Впрочем, я могу рассмотреть ваше заявление об уходе», – произнеся это, он вышел из костюмерной.
– Джокер? – Хэпи не знал, то ли злиться ему, то ли прыснуть от смеха.
– Пойдемте к нему, – проговорила Сола вполголоса. Верти и Квентин переглянулись: подслушанный ими разговор лишал уверенности в действиях.
– Пойдемте же!
– Постой, Сола, – остановил ее Азраил. – Вряд ли Хэпи будет приятно узнать, что мы стали свидетелями его распри с Вальсамом.
– Тебе подарена златая нить, поэт! – по коридору застучали метражные шаги Гордаса.
