– Ох, и силищи у них. Таким зуди ни к чему, – проговорил Умир.
Посреди луга женщины и мальцы копали широкую яму.
– А там чего? – спросил Ретиш.
– Не пойму. Велика для погреба. – Умир сложил ладони у рта и крикнул стоящим поодаль хлебникам, ведунцам и кузнецам: – Насмотрелись? Давайте назад, нам работать надо.
– Подождёте! – огрызнулся Емве.
Нежан что-то сказал остальным, похоже, вразумил, потому как все направились к оврагу.
После дождя пришло тепло. И шестида не кончилась, как земля согрелась, пора было сеять.
Чужаки к тому времени построили над ямой домину о шести углах. Как сделали крышу, стали заносить в него ящики.
– Неужто и вправду все вместе там жить будут? – удивлялась Медара.
– Кто ж знает, какой у них уклад в горах. Ты жила с ними, вот и скажи, – насмешничал Зрин.
– Не помню, – ответила она тихо.
– Чего язвишь? – осадил его Умир. – Ей трёх витков не было, когда её отец в род вернулся. Хватит глазеть, завтра к пахоте приступать, нам зудей всю ночь лепить.
Глины натащили много. За сараем целая гора высилась. Ретиш со Зрином вычистили большой чан, после стали носить воду. Умир привёз на тележке кувшины с льняным маслом.
Вечером к сараю потянулись жители Ёдоли, но входить не спешили, ждали родовиков. Первым появился Енослав, хранитель деревянного рода, самый молодой из родовиков. Помявшись в воротах, он отошёл к своей челяди.
– Чего он не заходит? – спросил Ретиш.
– Сувра ждёт. А после Сияна и Мощёра пропустит. Не толпитесь тут, ведуна самой Благоже встречать пристало. – Умир отвёл всех в сарай.
– Чем деревянный род хуже остальных? Им же не надо предназначенного исполнять, – не унимался Ретиш.
– Исполнять не надо, только и нужды в них особой нет. Матушка говорила, что после исхода дерево в большом почёте было, все строились. А теперь что? Так, починить кое-когда выпадает. И на мену ставить нечего, леса везде полно. Это не хлеб с железом. А ведуну и в Торжище плавать не надо, к нему люд сам приходит.
– Ловко устроился: руду, брёвна да глину не таскает, на поле работники у него, нигде спину не гнёт, только знай – предков спрашивает. А Тихушу не смог поправить, – вставил Зрин.
– Откуда тебе знать, как ему ответы предков даются! – Умир проговорил тихо, чтобы не услышали снаружи. – Лучше Ретишу объясни, что к чему. Он разумным стал, в следующую пахоту сам будет зудей лепить.
Послышался скрип колёс. Разговоры снаружи стихли. К сараю шествовал Сувр со старшими сыновьями, следом за ними работники тянули тележки с бочками и мешками.
– Благослови Ен, Благожа, тебя и род твой, – нараспев пробасил Сувр. – Прими дары мои. Хоть и скромны они, но работу вашу покроют.
– И тебя пусть свет Ена хранит, – в лад ему ответила Благожа. – Дары твои всегда щедры были. И мы в работе не поскупимся. Сколько же зудей тебе надобно?
– Мне самому и одного много, только, сама знаешь, родичей у меня много а чем жиже кровь – тем слабее в них дар. Ни на что не годятся, кроме как сеять и жать. Вот от милости своей и даю им работу, чтоб с голоду не померли. А потому надобно мне шесть зудей на утро и трижды каждые два дня по шесть.
Сувр подманил работников, Благожа кликнула Зрина, и тот повёл их в сарай.
– Ведун даже кровь свою для зудей не даёт. Дальних родичей отправляет, – шепнул Ретишу Зрин.
– Чего там перешёптываетесь опять? – прикрикнул Умир. – Помогите лучше!
Зрин зачерпнул в миску сухой глины, плеснул к ней воды и замесил густо. После отщипнул немного теста, скатал шарик, сплющил его в лепёшку, вдавил пальцем середину. Получился не то напёрсток, не то чаша. Передал её Умиру. Тот ковырнул работника в сгиб локтя кончиком ножа. Заструилась кровь. Умир собрал её в глиняную чашу и запечатал края. Показал Ретишу:
