– Уровень спонтанной агрессии? – спросил он.
– Снижен на восемьдесят семь процентов.
Министр социальной интеграции глобального проекта позволил себе выдох облегчения. Кто-то из кураторов шевельнул плечами, сглатывая слюну обдумывал, как задать вопрос: исчезают ли в статистике люди, когда их лишают выбора? Но вопрос вслух не прозвучал.
Слева от голограммы стоял начальник службы безопасности, Хагал. Он сдержанно держал руки за спиной, тень от стола пересекала безупречно выглаженный китель. Ни одного лишнего движения и ни одного лишнего взгляда. Он казался встроенной частью этой инфраструктуры которая должна была изменить ход истории человечества. Адриан отметил его присутствие без слов и переключил карту.
На сфере ярче загорелся Восточный сектор – огромная территория мегаполисов и фермерских зон. Серые зоны обозначали предполагаемые очаги протестов.
– Мы готовы к расширению, – сказал глава оперативного отдела, выводя график. – Дата активации первого протокола начнется через сорок дней.
Один из учёных-советников поднял руку, позволяя робкое высказывание.
– Сопротивление там достигает тридцати пяти процентов, – напомнил он. – Риски… могут оказаться не линейными.
Адриан ввёл на стекле цилиндрическую диаграмму. На ней кривая принятия – формула его собственной модели – плавно спускалась к безопасному плато.
– Даже при пиковом протесте точка синхронизации не сдвинется более чем на семьдесят два часа, – произнёс он твёрдо. – Система не дестабилизируется.
В зале воцарилась тяжёлая тишина. Казалось, сам Кеназ ждёт, самого главного решения, улавливая сердечные ритмы тех, кто собрался его принять.
– Единство стоит жертв? – негромко поинтересовался министр, не отрывая взгляда от данных на голографическом дисплее.
Угол губ Адриана едва заметно приподнялся, но в его голосе не дрогнуло ни тени сомнения.
– Жертвы? – повторил он с лёгкой улыбкой. – Простите, господа, но в этой модели нет места жертвам. Мы говорим не о принуждении, эта система совершенна. В синхронизации никто не пострадает.
Он действительно был убежден в этом. Статистику, которая касалась "отклонений", Хагал от него просто скрыл.
Члены Совета, один за другим, поставили электронные подписи. Таймер на главном мониторе зажёгся алым отсчётом: 40 дней 00 часов 00 минут.
⸻
Когда заседание распустили, зал быстро опустел. Адриан остался на платформе, следя, как исчезают чужие силуэты за зеркальными створками. Тишина лёгким давлением легла на барабанные перепонки. Он позволил себе один глубокий вздох.
Потом повернулся к боковому коридору и двинулся к лифту. В металлическом тоннеле слышалось только эхо шагов да бессонная песня серверов: тысячи вентиляторов перекачивали холодный воздух, как гигантские лёгкие.
Апартаменты встретили его слабым янтарным светом. Перед ним открылось окно, за которым ночь, медленно обволакивала свои владения. Звёзды мерцали спокойно, торжественно, как будто сами наблюдали за происходящим внизу.
Глубокий космос расстилался оватывая весь горизонт, это удивительное полотно восхищало и притягивало взгляд. И чем дольше Адриан смотрел, тем сильнее ощущал внутри эту странную пустоту.
Он прислонил ладонь к монитору. Тёплый импульс датчика мигнул: «Стресс – 36%. Рекомендуемый отдых – 30 минут.» Адриан отключил подсказку.
На консоли вспыхнула статичная фотография: девочка в ярко-жёлтом платье смеялась, запрокинув голову, а вокруг неё, как будто застывшие во времени искры – прозрачные брызги ловящие солнце. Моя Сицилия.
