Едва заметно он кивнул сам себе и пошёл дальше.
⸻
В другом конце города, далеко от стерильного подземелья, тяжёлые ворота склада лязгнули, впуская ледяной воздух ночной улицы. Киара скользнула внутрь и медленно и тихо опустила ржавую балку, чтоб закрыть проход. В ярком свете светодиодной лампы на грубом столе лежал разобранный чип.
– Смотри, код – новый, – шепнул тощий парень с пятном масла на щеке. – Это не старая версия. Они обновили шифр.
Киара вскинула брови, заглядывая через линзу. В ядре микросхемы мерцал шифр – незнакомая голографическая маркировка.
– Взломаешь? – уточнила она, но ответ был очевиден. Под оболочкой скрывалась криптограмма, которую невозможно было считать без мастер-ключа. Это ядро, могло заставить носителя сделать всё, что угодно.
Она выпрямилась, чувствуя, как замирает дыхание.
– У нас сорок дней, – произнесла Киара. Голос прозвучал глухо – Потом это не остановить.
И в этот миг где-то под землёй, там, где Адриан готовил новую фазу, таймер на экранах продолжал безжалостно тикать: 39 дней 23 часа 59 минут…
Мир ещё не знал, что между этими цифрами и первым ударом сердца свободы пролегла лишь одна тонкая человеческая воля – готовая погаснуть или вспыхнуть ярче любого огня.
Этот день, как монолит, навсегда остался в памяти Адриана.
Море, как теплая и гладкая бирюза, слизывало позолоту с песка. Солнце не палило, а играло, рассыпаясь тысячами бликов по волнам. И Сицилия… Сицилия скакала по кромке прибоя, как виртуоз играл на струнах скрипки. Ее смех, высокий и чистый, резал соленый воздух, смешиваясь с криками чаек. Родители шли следом, плечом к плечу, их руки иногда соприкасались, а в уголках глаз собирались лучики морщинок от улыбок. Это был их долгожданный летний отдых. Впереди были две недели забвения.
В этот день Адриан остался в прохладной полутьме виллы. Детский гнев клокотал у него в горле. Скорее, это была раздраженная усталость от вечной детской возни сестры, от того, что его оторвали от статьи в журнале «Научный горизонт». Слова вырвались резко, с металлическим привкусом:
– Идите сами на море! Хочу побыть в тишине и спокойно почитать!
Они понимающе кивнули. Мать лишь вздохнула, а отец бросил фразу: «Не кисни, профессор». А Сицилия… она обернулась на пороге. Свет сзади окутал ее сияющим контуром. Ее губы дрогнули – она хотела что-то крикнуть, позвать, уговорить? Но передумала. Просто… улыбнулась. Широко, чуть грустно. Улыбка, в которой было больше понимания, чем должно быть у семилетней девочки. Улыбка, которая словно говорила: “Ладно, братик. Прощаю.”
Прошел час или сорок минут, время вязло в липкой дремотной тишине виллы, нарушаемой лишь стрекотом цикад за окном.
И в этой тишине – стекла в окнах задрожали тонким, звенящим гулом. Адриан почувствовал кожей – низкий, гудящий толчок. Как будто Земля, эта огромная, казавшаяся незыблемой глыба, сделала один неверный, пьяный шаг.
Экстренное сообщение, искромсанное диким визгом помех, рваные фразы: «…Авария… Ядерные испытания… Волна цунами… пляж Коланто…». Потом абсолютная, оглушающая тишина.
Сердце не замерло, оно взорвалось дикой, бешеной дробью где-то в горле. Пляж Коланто, именно туда отправилась его семья. Он вылетел из дома, как пуля. Воздух снаружи был прежним – теплым, соленым. Солнце светило так, как будто ничего не произошло.
Он бежал вниз по тропинке, камни больно впивались в босые ступни. Он кричал в пустоту, диким, нечеловеческим голосом, который сам себя пугал. «МАМА! ПАПА! СИЦИЛИЯ!» Звук тонул в грохоте прибоя, будто море уже поглотило все.
