Глубокий возраст - страница 6



. Женя!..

Женя отплясывает короткую чечетку, демонстрируя башмаки.

Женя. Шимми!

Захар Авдеич. Э-э-эх…

Уматова. Юленька уж как на эти деньги настроилась, так порадовалась, любо было посмотреть. Что я ей скажу? Что учитель получит? Фигу?

Захар Авдеич. Оторвем Женьке головешку напомаженную да кинем, как петуха, в суп. Сварим, подадим учителю тарелку. Он, небось, завсегда голодный ходит. Профессия у него никогда хлебной не была.

Женя садится на стул, вальяжно вскидывая ноги.

Женя. Возражаю.

Уматова в панике мечется по комнате.

Захар Авдеич(буднично). Мельтешишь, дочка?

Уматова. Что сказать, что сказать… (Останавливается у окна, приподнимаясь на мысках.) Гектор Ильич! Прощенья просим! Прервитесь ненадолго! Вы же плату не повысили, голубчик? Нет? Ох, теперь я покойна. А то подумала, вы Юлечке что-то сказали финансовое по секрету, а она матери не донесла покуда. Гектор Ильич! Я сумму, что обычно для вас готовлю, всегда ложу рядышком, а тут – вот разиня! – посеяла, и теперь с собаками не найду. В пределах комнаты, конечно, но чего-то не находится. Я вам в следующую встречу вдвое отдам, хорошо, голубчик? Чудесно! Занимайтесь, занимайтесь, не отвлекаю! (В сторону отца и Жени.) Удивительно! Так верить, да еще и отговаривать может только очень душевный человек!

Захар Авдеич. Или осел…

Женя(выворачивает стопу в канареечном ботинке). Кто-нибудь ко мне вернется с разбирательствами касаемо краха?

Захар Авдеич. Мильтоны в бурых тужурах к тебе вернутся да поведут, как говорится, под белы рученьки!

Уматова(подходит к сыну, садится на соседний стул, берет его ладонь). Женя, Женя… Однажды я, допустим, выдумала ему, хорошо еще он такой недотепа. Ну а дальше-то? Как Юля, как деньги? Ты существенно подставил сестру.

Женя. Конфузец…

Молчание. Захар Авдеич постепенно засыпает в кресле, прижимая к себе Славушку.

Женя(оправляет костюм, приглаживает волосы). Да пусть бы она уже охомутала этого недоделанного! Мы были бы в двойном плюсе! А так – очень ее учитель начетисто выходит.

Уматова(понижает голос, чтобы не разбудить спящих). В уме ты? Промотал деньги – ладно, но не оскорбляй сестру, не выдвигай ей ультиматумы.

Женя. Какие ультиматумы? Я, мама, рационально мыслью. Смотри. Тебе, что называется, на пальцах. Экзамены рабфаковские у Юльки на носу, так?

Уматова. Так…

Женя. Уроков больше понадобится, для усиленной и надежной подготовки. А учитель, даром что бессребреник, мигом прочует и драть будет втридорога, так, что тебе еще сумма эта, что я, каюсь, умыкнул, грошами покажется. Надо что? Надо у него охоту к взвинчиванию цены пресечь. И пресечь в зачатке. Чтобы и уроков Юльке не лишиться, и самим не голодать. (Смотрит на мать.) Юля? Думаешь, не способна она? Не способна, спору нет. Но ежели правильно обста-авить… Надавить на положение наше, на бедствие… В ней прорвется, не изволь сомневаться, мама. Чтоб нас спасти, чтоб мы вконец не обнищали… Да я так все обстряпаю, мама, что потом, когда она поступит, никто не вспомнит, а простофиля евонный за счастье почтет.

Уматова. Но, Женя… Очаровывать… Она же девочка…

Женя. Девочка-то девочка, только поглядела бы ты, мама, как она в учителя впечаталась до безумия. Глаз не сводит.

Уматова. Юля моя Юля… А как же она говорила – товарищество, горение общим делом…

Женя. Дело! Алименты нынче платят после такого дела. (Подводит мать к окну.) Не веришь? Пожалуйста! Как в синематографе! Наблюдай с моего угла зрения! «Рок любви», серия черте знает какая! Все, мама, мимо тебя проходит, все я должен подмечать!