Борман прошел с ней в другую гостиную, куда выходила дверь кабинета Гитлера. Здесь бюстов не было. Маргарите сразу бросилась в глаза большая фотография Виндзоров, висящая прямо против входной двери. Еще десятка три фотографий в художественном беспорядке лежало на круглом столике у самой двери в кабинет. Борман прошел в эту дверь, а она присела у столика и принялась рассматривать снимки.
В гостиную вошел Геббельс с папкой и, увидев Маргариту, несколько опешил:
– Грета? Вот неожиданность! С приездом!
– Здравствуй, Йозеф!
Он пожал протянутую руку:
– Прости… я приглашен…
Она кивнула. Через минуту, тоже с папкой, появился фон Риббентроп. Склонившись, коснулся губами ее пальчиков: она заметила, что рука у него слегка дрожит. Он спросил о дороге, здоровье детей. Застывшее красивое лицо казалось кукольным. Он даже не нашел в себе силы растянуть губы хотя бы в какое-то подобие улыбки.
Когда Риббентроп скрылся в кабинете, оттуда вышел Борман, оставив наполовину открытой дверь:
– Фюрер просил вас подождать две минуты. Он сейчас освободится.
– Где сделан этот снимок? – поинтересовалась Маргарита.
Борман наклонился к столу. На фотографии улыбающиеся герцог и герцогиня Виндзорские стояли на живописном фоне из таких же улыбающихся рабочих. Во всей группе имелась лишь одна мрачная физиономия – сопровождающего Виндзоров в их турне по Германии Роберта Лея.
– На заводе «Фольксваген». Неудачным вышел.
– Вы их здесь для меня разложили? – не удержалась Маргарита.
– Конечно. Для вас. Есть и неплохие. Этот, например.
…Тот же Лей, с лакейской улыбкой, следует за «миссис Симпсон» по дорожке возле озера Хинтерзее; в руке у него… дамский зонт.
Борман удалился.
«Пожалуй, еще года два назад этот человек едва ли позволил бы себе со мной подобную… иронию, – отметила Маргарита. – Быстро же он набирает вес».
– Итак, господа, судя по тому, что папки по-прежнему две, я делаю вывод, что единое решение вами не выработано, – послышался резкий голос Гитлера почти от самых дверей: видимо, фюрер по привычке расхаживал по кабинету. – Я дал вам сутки! Даю еще три часа! Три часа, Йозеф! – голос отдалился. – И попрошу не выходить из моего кабинета до тех пор, пока папка не останется одна!
Гитлер вышел в гостиную, по дороге переменяя сердитое выражение на озабоченно-гостеприимное. Поддев под локоть, заставил ее подняться и вывел прочь. Они очутились в просторной комнате со стеклянными дверями, выходящими на обширный балкон.
– Здесь легче дышится, – пояснил Гитлер. – Ну здравствуй, детка.
Он по привычке поцеловал ее в щеку.
– Только не наскакивай на меня, прежде не выслушав. Сейчас кофе выпьем.
Он позвонил, велев принести кофе и «что-нибудь для фрейлейн Гесс». Последние два слова он произнес так, что Маргарита насмешливо поджала губы.
– Итак, ты прямо из машины с кучей упреков ко мне, – продолжал Гитлер, сделав глоток. – Да, я пошел на маленькую хитрость. А как иначе было тебя домой выманить?
– Написать, как есть.
– Как есть… ты сама знаешь. Вы шесть лет фактически в браке, у вас двое детей! И шесть лет он разрывается между тобой и делом. Сколько это еще может продолжаться?!
Она, вскинув глаза, посмотрела на него прямо. Он впустил в себя этот взгляд, как в наполовину открытые двери:
– Да, да, детка, ты правильно поняла. Но… все же прости мне мою бесцеремонность.
Маргарита спокойно доела бутерброд.
– А что мы скажем Рудольфу? – Еще один ее испытующий взгляд.
