— Мне так не показалось. — Он шумно вдохнул прямо у моего виска: — Мне нравится, как ты пахнешь. Спесь имеет особый пьянящий запах. Острый, как специя. Это в крови, и она бурлит. Ты знаешь об этом?
Я чувствовала, что покрываюсь испариной. Меня ежесекундно бросало то в жар, то в холод.
— Смелая, неглупая, спесивая, красивая лгунья. Сколько достоинств на одну маленькую рабыню. Это обещает много приятных минут. Или часов…
Меня лихорадило. Он убрал палец из-под лямки и коснулся через ткань моей груди. Нащупал затвердевший сосок, легко пощекотал темным полированным ногтем самую вершину. Я едва сдержалась, чтобы не дернуться, и это не ускользнуло от него. Лигур возвышался надо мной, как черная скала, и я особо остро ощущала себя маленькой, слабой, беспомощной. Впрочем, так и было. Кто я здесь? Песчинка.
Он вновь тронул грудь, и я не выдержала, толкнула со всей силы, на которую была способна. Со всей злостью, со всем отчаянием. В глазах Кондора отразилось недоумение, которое тут же вспыхнуло азартом. Он улыбнулся, сверкнув белыми зубами, в мгновение ока перехватил мои запястья одной рукой и прижал к двери над головой, обездвиживая.
— Очень хорошо… Я рад, что Элар настоял на своем. Сиюминутное желание едва все не испортило. Я бы жалел. Но я против седонина. Всегда был против. Он уничтожает весь смысл. — Кондор коснулся моей щеки: — В покорности есть своя прелесть, Мирая. В истинной покорности. Настоящей. Но познать ее может только тот, кто покорился. Урожденным рабам этого не дано. Урожденные рабыни ничто по сравнению с тобой.
Хотелось заткнуть уши, не слушать эти вкрадчивые отвратительные слова. Они были так созвучны тому, что совсем недавно говорила Финея, что меня почти парализовало от ужаса. И сейчас я даже радовалась, что заказчик — кто-то другой. У лигура нет на меня прав. Он едва ли осмелится на что-то большее.
— В первый раз вижу, чтобы в Кольеры приходили сами. Это было сложно? Решиться?
Его лицо было совсем близко, и я упрямо пыталась отклониться, увеличить дистанцию.
— Разве у меня был выбор?
Он прикрыл светлые зеленые глаза:
— Конечно. Просто бросить мальчишку здесь.
Эти слова разозлили меня. Стало на миг плевать, с кем я говорю, плевать на его власть надо мной. Я открыто взглянула в темное лицо:
— Он мой брат. Младший брат.
Кондор повел бровями:
— Что с того? Кровь не гарантирует единение. Кровь — всего лишь биологическая жидкость. Можно иметь брата, но не любить его.
Я задрала голову еще выше:
— Можно. Но я люблю. Какой ни есть. Кажется, вам этого не понять. Вам и таким как вы.
Я думала, он ударит меня, но его тонкие губы исказила скептическая ухмылка:
— Надо же…
— Ведь меня бы не оставили в покое? Даже если бы Ирбис погиб? Ведь так? Скажите правду.
Я поняла это, узнав о заказе. Уверилась, глядя на Финею. Если бы не вышло с Ирбисом — они бы нашли другой способ. Еще более незаконный и подлый. Они бы ни перед чем не остановились.
Губы Кондора приблизились почти вплотную к моим:
— Смелая, неглупая, красивая, умеющая любить…
От него пахло табаком. Казалось, он вот-вот поцелует меня. Я уже приготовилась впиться зубами в его губу, до крови, с остервенением.
— Как так вышло, что при всех этих достоинствах ты почти девственница?
Я молчала, будто звенела от напряжения. Рассказывать этому чудовищу о своих ошибках? Зачем? Чтобы развлечь? Я не собиралась его развлекать. Я отвернулась:
