9. 9
Меня втолкнули в помещение, я бегло огляделась и попятилась к двери. Лигура невозможно было ни с кем перепутать. Я осталась один на один с чудовищем в маленькой комнате с голыми стенами, узкой кроватью и уборной за полупрозрачной перегородкой. Я замерла, не сводя с него глаз.
Кондор какое-то время смотрел на меня, скреб цепким взглядом. Прищурился, шумно выдохнул. А я глохла от ударов собственного разогнанного сердца. Он направился ко мне, и в горле пересохло. Я с ужасом поняла, что застучали зубы. Дикий животный страх. И при этом — жгучий неуемный стыд, который обдавал кипятком, все искажал, разливался ядом. Я не могла смотреть на лигура. Воображение тут же подсунуло его горячие руки, шарящие по моему телу, его язык у меня во рту. Я почти ощущала эти касания, чувствовала его запах. Страх смешивался с едва уловимым острым томлением, которое простреливало тело микроскопическими разрядами. Он будто поставил на мне клеймо, которое невозможно стереть, и сейчас оно горело от его присутствия. Я прислонилась к двери, чтобы найти опору. Пальмира говорила, что я должна быть с ним осторожна. Очень осторожна. Впрочем, Пальмира могла наговорить что угодно — она служит рабовладельцам. Ей нельзя верить. Никому нельзя верить.
Лигур остановился в нескольких шагах, оглядел меня с ног до головы, и я поежилась под этим взглядом. Невыносимо. Он смотрел на меня, как на вещь. Свою вещь. Безоговорочно свою. Колот, все те имперцы в креслах — все было не то. Их взгляды обезличивали, унижали. Этот — уничтожал и подчинял. И именно под этим взглядом я, как никогда, чувствовала себя слабой женщиной. Уязвимой и хрупкой. Беспомощной перед чужой силой.
— Что в тебе такого, Мирая?
Я содрогнулась от звука тихого голоса. В нем сквозили угроза, злость. И неподдельный интерес. Не думаю, что Кондор хотел ответа.
— Что в тебе такого, что мои мысли снова и снова возвращаются к тебе?
Я молчала. Что я могла ответить? Лишь смотрела, как на источник опасности, не в силах опустить глаза. Казалось, ослаблю внимание и тут же погибну.
Он какое-то время молчал, приблизился вплотную и смял темными пальцами мой подбородок. До ломоты.
— Отвечай.
Я сглотнула, упираясь руками в его грудь:
— Я не знаю. Ничего.
— Не знаешь… — он шумно выдохнул, внезапно отстранился, и я испытала настоящее облегчение. — Я видел, как ты торговалась с Колотом. Это было смело. Выходит, ты смелая?
Я снова молчала, и это злило его.
— Отвечай, когда тебе приказывают. Так ты смелая?
— Нет.
Он какое-то время смотрел на меня. Молчал. Невыносимая пытка. Наконец, снова приблизился, и внутри все оборвалось.
— Ты лжешь мне, женщина.
Женщина… Это слово будто подцепило что-то внутри, крюком, и тянуло. Мне всегда казалось, что оно не для меня. Девчонка, дочь, сестра… Просто Мирая… Оно представлялось слишком значимым для незначимой меня, слишком настоящим. Но на губах этого человека звучало как приговор.
Кондор коснулся лямки моей серой сорочки, подсунул палец и водил под ней вперед-назад, легко щекоча кожу. Я понимала, что лямка вот-вот слетит. Будет полным разрушением воспринимать как должное каждый случай, когда меня раздевают все, кому не лень. Тем более — он. Казалось, и не было этой временной передышки. Но прикосновения лигура отравляли. Если бы мне дали выбор, я бы ответила: «Только не он». Кто угодно — только не он. Я хорошо помнила то, что он сказал тогда, прежде чем уйти. Я не хотела удостоверяться. Надеюсь, он лгал. Предпочла бы, чтобы это чудовище провалилось. Его присутствие выбивало почву из-под ног. Его голос, его облик, его взгляд. Я видела хищника, который играет со своей жертвой. Что будет, когда ему надоест? Или когда он потеряет терпение?
