Сам психологический тип русского богоискателя начала века подчас как бы выламывается из традиционных представлений о благочестии и богословии. Разумеется, здесь были и совершенно церковные люди, но все же преобладал тип бунтовщика, смутьяна и, я бы сказал даже, вольнодумца, который склонен не просто следовать уже сложившейся традиции, но склонен к пересмотру традиций, к переоценке ценностей. Правда, в этом пересмотре богоискатель обычно приходил как раз к открытию для себя неколебимых религиозных ценностей. Но сама психология этих открытий характеризовалась духом адогматизма, нетерпения, метания из стороны в сторону [СИНЯВСКИЙ (II). С.11–12].
В 1903 г., в период наивысшего расцвета популярности Горького, увидел свет сборник статей «Проблемы идеализма» (1902), в числе авторов которого была группа профессиональных философов и социологов – Сергей Булгаков, Петр Струве, Франк, Николай Бердяев, Николай Лосский и др., стоявших ранее на позициях марксистского позитивизма, но в начале ХХ в., вернувшихся к идеализму и православному богословию.
Необходимость поворота от господствующего социологизма к этике и метафизике, причем преимущественно кантианского толка, подчеркнутая актуальность проблем личности, декларируемые в сборнике, вызвали большой общественный резонанс, которому способствовал и полемический тон ряда статей: «наиболее характерные статьи книги – не что иное как хлесткие фельетоны на жгучие темы… русской действительности», – писал Дм. Философов («Новый путь», 1903, № 10, с. 177) [НФЭ].
После образования Советской России именно всех этих мыслителей большевики в первую очередь вышвырнули из страны на так называемом «философском пароходе» (1922 г.).
На одного из этих изгнанников – Николая Бердяева, получивший впоследствии на Западе большую известность в кругу христианских экзистенциалистов, Горький особенно негодовал за его идеалистический оппортунизм[55] и постоянно вел с ним скрытую полемику.
Бердяев был своего рода аlter ego Горького. Их волновали одни и те же проблемы, но решение их каждый видел в диаметрально противоположенной форме человеческой активности. Бердяев, как и все русские философы-персоналисты, скептически относился к идее революционного преобразования социума, справедливо страшась коренной ломки устоев традиционного бытия. Он в своих духовных исканиях стремится в мир «горний». Наиважнейшим Бердяев считает духовно-нравственное совершенство человека как свободной и самодостаточной личности. Унылая повседневность в форме экономических законов, определяющих жизнедеятельность социума, его мало занимает. «Хлеб насущный дай нам днесь» – для Бердяева смиренное прошение, а не активное деяние. Горький, напротив, весь в мире «дольнем». Духовно-нравственное совершенство человека для него – процесс добывания им хлеба насущного и одновременно постижения и преобразования им мира, т. е. созидания «культуры».
Сходились они, судя по всему, лишь в профетическом отношении к своей духовной ативности. Бердяев писал, что:
В философии есть профетический элемент… Настоящий, призванный философ хочет не только познания мира, но и изменения, улучшения, перерождения мира. Иначе и быть не может, если философия есть прежде всего учение о смысле человеческого существования, о человеческой судьбе [БЕРДЯЕВ (V)].
При этом пророческая активность согласно его воззрениям была связана с мистическим откровением, поскольку:
