– Ее зовут Ханна. И нет, такие темы мы не затрагивали...
– Ну да, у вас были дела поважнее. – Роберт ударил рукой по кровати, вызвав у брата болезненный прилив крови к щекам. А после осведомился сквозь зубы: – Ты платил ей? Сколько она запросила?
Оливер, зажав уши руками, крикнул, желая перебить голос брата:
– Я не платил ей. Ты ужаснейший человек! Я, если хочешь знать, приобрел ее на аукционе, где бедняжку держали в клетке и продавали, словно товар. Так что жертва здесь Ханна – не я. И прекрати уже быть таким мерзким снобом. Это невыносимо!
От такого напора Роберт опешил, особенно в свете того, что Оливер упомянул аукцион перевертышей. Сам он слышал, что до пожара в доках почти год назад такие проводились частенько, но считал, они прекратились.
И вот...
– Ты ведь не хочешь сказать, что участвовал в чем-то подобном...
– А что? – Оливер рассердился. – Для тебя перевертыши – хуже животных, может, и я такой же бесчувственный, как и ты.
Его брат стиснул зубы, желваки его заиграли. Он прошелся по комнате, пытаясь справиться с мыслью, что брат его в самом деле уже не тот мальчик, что был...
– Я могу не любить перевертышей, – молвил размеренно, по слогам, – но это не значит, что я одобряю подобные... аукционы. И совершенно не верю, что ты... мог купить эту девушку.
Оливер, будто истратив весь свой запал, потух так же быстро, как вспыхнул.
– Я оказался там совершенно случайно и абсолютно не помню, как покупал ее, но знаю точно... что должен за нее шестьдесят фунтов.
– Шестьдесят фунтов... Боже мой.
Теперь Роберт понял, о чем говорил ему этот тип около дома: «Ваш брат задолжал мне за девушку, сэр. Будьте добры заплатить!» Он тогда разозлился и приказал слугам гнать негодяя дубинками, а потом, расспросив тех самых слуг, выяснил, что в ночь накануне отъезда его брат явился с каким-то волчонком. Тот всю ночь просидел в клетке у него в спальне, а утром... обернулся девицей, судя по их перешептываниям за дверью.
От этой новости Роберта прямо скрутило, он два дня загонял свою лошадь, злой как черт несясь в Рейвен-холл. А правда вышла еще отвратительней, чем казалась...
– Пожалуйста, не обижай ее, Роб, – умоляюще прозвучал голос его младшего брата. – Ханна не виновата ни в чем. Я сам упросил ее ехать сюда... Она... славная, – и покраснел.
Роберту стоило бы сдержаться, но он огрызнулся:
– Вряд ли настолько, чтобы стоить шестьдесят фунтов!
– Ты к ней несправедлив.
– А ты наивен. Дерек! – позвал он слугу. И когда тот с видом нашкодившего дитя обнаружился на пороге, велел безапелляционно: – Собирай вещи хозяина, вы отправляетесь в Оксфорд немедленно!
– Но как же Ханна? – взволновался молодой человек. – Ты не можешь просто выгнать ее.
– Так и быть, перед этим я заплачу ей... за оказанные услуги, – вскинув бровь, смилостивился и над братом, и над девушкой Солсбери.
Оливер, продолжая алеть, вперил взгляд в пол, да так и стоял, пока Роберт не вышел из комнаты, дав ему время одеться, а Дереку собрать его вещи. Сам он вошел в свою комнату, прикрыл дверь и только тогда стянул с лица маску жесткого и справедливого старшего брата. После смерти родителей год назад он невольно с ней сросся, уже даже не помня, когда был другим... Столько разом всего навалилось: дом, младший брат, обязанности в палате лордов. Было страшно не оправдать ожиданий... Чьих, собственно, он и сам не понимал, но держал в строгости не только себя, но и брата. Казалось, это единственно верный путь к их обоюдному благополучию... И стоило сделать одно послабление – позволить Оливеру жить в Лондоне – как его спокойная жизнь полетела в тартарары. Сначала брат начал играть, связавшись с разнузданными сынками местных дворян, а теперь и того хуже – сожительствовал у всех на глазах с перевертышем.
