Я нервно крутил выключатель, но фонарь никак не включался. Лампочка вспыхивала на мгновенье, и снова гасла, – видимо окислился контакт выключателя. Где-то далеко наверху, над моей головой вдруг загромыхало, застучало, стенка к которой я прислонился, задрожала, заколебалась. Сверху что-то посыпалось, причем не мелочь какая-то, а крупные куски, – я чувствовал это по резкому вздрагиванию стенки у меня за спиной. Мысленно представил себе, как обрушается горный массив, куски породы летят на меня сверху, ломая лестницы, полки, вырывая стойки крепления, сметая все на своем пути. В одно мгновенье по всему телу выступил холодный пот, мурашки забегали по спине, зашевелились волосы.
– Ну, вот, Вовка, и все, – мелькнуло в голове, – вот и конец. Всего лишь восемнадцать, – ничего в жизни толком еще и не видел. В долю секунды пролетели в голове картинки раннего детства, образ родителей, сестренки с братишкой…. – Ладно еще, если ударит по башке камнем или деревяшкой и сразу потеряешь сознание. А если прижмет, засыпет, задавит грудь? Тогда предстоит мучительная смерть от удушья…. Вспомнилось вдруг, – мама говорила, что я крещеный. Из груди невольно вырвалось:
– Господи!
Грохот уже слышался над самой головой, стенка качалась и ходила ходуном. Расширенными от ужаса глазами я смотрел в непроглядную темень, ожидая конца.
Так напугавшие меня жуткие звуки вдруг пролетели мимо, стенка перестала дрожать и ходить ходуном. Несколько мгновений удаляющийся грохот падающих камней еще слышался где-то снизу. На секунду все затихло, потом далеко наверху вновь послышался нарастающий грохот камнепада….
И тут меня осенило, – это же сверху спускают руду по другому, – рядом, через стенку отделению восстающего. Сейчас там внизу через люк её станут грузить в вагонетки. Мне удалось, наконец, поймать и удержать контакт. Фонарь засветился. Я осмотрел стенку, к которой прижимался. Через щели между венцами бревенчатой крепи сочилась «параша».
Подниматься наверх уже не имело смысла. Дрожащими руками я закрепил на каске фару шахтного фонаря, стал спускаться вниз. Когда чумазый, еще не отошедший от испуга вышел на штрек, однокашники с лопатами в руках подчищали пути. Встретивший меня участковый ни о чем не спрашивал.
– Присоединяйся, – махнул он рукой в сторону моих товарищей.
Я никому не стал рассказывать о своем испуге. Знал, – однокурсники засмеют, еще и прозвище какое-нибудь прилепят. Вернувшись в общежитие, залег на свою койку, не пошел даже ужинать, лежал, вновь и вновь переживая случившееся. Ребятам, пытавшимся меня растормошить, сказал: устал что-то. Махнули на меня рукой. Слышал, когда уходили из комнаты, кто-то бросил: «О Валюхе, должно быть, скучает». Но мне в тот день было не до Валюхи.
В шахту, насколько я помню, нас больше не спускали. Водили на копер смотреть, как работает подъемная машина, показывали устройство отвалов, террикона, водили на обогатительную фабрику. Там действительно работали в основном женщины. Объяснение технологических процессов мы, в общем-то, пропустили мимо ушей, – зачем, считали мы, нам знать что-то об этой девчоночьей профессии.
Случившееся со мной в восстающем осталось в моей памяти, как самое яркое впечатление от первой моей горной практики.
*
Я рассматриваю старую пожелтевшую фотографию, где среди однокурсников стою возле копра шахты «Капитальная» рудоуправления имени Ш интернационала. Все молодые, красивые. Мы в рабочих робах, на касках – шахтерские фонари, у меня в руке еще и котелок шахтного самоспасателя, – видимо, только что поднялись из шахты. Спрашиваю себя: ну и как, не сбежали мои однокурсники после этой практики на другую специальность, не изменили своей профессии?
