Лишь бы Зелью не наказали, а на то, что случится с громилой, ей было решительно плевать.
***
Противно изображать из себя ту, которая смирилась с судьбой. А еще более противно улыбаться человеку, ничем не отличающемуся от тех, которые похитили ее из дома, от тех, которые убили ее отца и брата. Что стало с мамой, Ясна не знала. Она боялась, что и ту тоже забрали в рабство. Но ведь если Ясна еще молода, у нее достаточно сил, чтобы плыть против течения, то что станет с ее родительницей? Девица тревожилась о ней, но не в ее силах была что-либо поменять. Пока не в силах.
Здесь, у согуров, она лишь невольница, а скоро станет беглой невольницей. У нее нет прав даже на собственную жизнь. Что будет, если Титум убьет ее в очередном припадке ярости? А что будет, если он убьет свою лошадь или разрушит дом? Ничего. Ему ничего за это не сделают, потому что это его собственность, как и Ясна. Мысли эти все время кинжалами вкручивалась в виски. От них было тошно. И рабыня во что бы то ни стало собиралась поменять свое положение. Но для этого нужно пересечь пустыню. Она не была слишком широка, всего три или четыре дня пути, но и это казалось непреодолимым расстоянием перед такой желанной свободой.
Когда Ясна переступила порог дома, сердце встрепенулись в груди, словно птица в клетке. А потом оно запрыгнуло в горло и стучало там так сильно, что Ясне становилось трудно дышать. Но еще рано. Еще не время. Нужно выбрать подходящий момент.
И он настал. Пока Зелья выбирала овощи и фрукты и складывала их в большую плетеную корзину, Лассел внимательно смотрел за Ясной. Она кидала ему мимолетные улыбки, чтобы он ни на миг не сомневался, будто интересен ей. Девица делала вид, что ее очень привлекает занятие чернокожей рабыни, и помогала выбирать той самые красивые и спелые плоды.
— Ну-ка, Ясна, подержи! — Зелья сунула в ее руки корзину, а сама полезла в карман за оплатой.
Ясна пожала плечами, но корзину приняла. И в этот момент к Ласселу подошел какой-то знакомый. Они на миг схватили друг друга за предплечья, переплетя руки. Незнакомец принялся что-то рассказывать, а ее надсмотрщик, потеряв бдительность, отвернулся. Такого шанса может больше не представиться! Ясна не думала, что ее сердце способно гнать еще быстрее, но это произошло. Оно билось в горле и пыталось выскочить из глазниц.
— Прости, — шепнула она Зелье и, выпустив корзину из рук, бросилась в проход между шатрами.
Она не выбирала путь, куда бежала, главное было — скрыться подальше с глаз Лассела. Как затравленный заяц она бежала, петляя между повозками, ослами, мулами и их хозяевами. Она расталкивала их локтями, стараясь не сносить товары на прилавках, чтобы не увеличивать число гонящихся за ней. Кажется, даже Зелья не сразу сообразила, что произошло, потому что Ясна услышала ее крик, уже когда чернокожую рабыню от ее взгляда закрывали людские спины.
— Ах ты, мерзавка! — раздалось где-то уже вдалеке восклицание Лассела, и Ясна припустила еще быстрее. — Держите, держите ее! — закричал мужчина, а потом, видно, сообразил, что останавливать рабыню никто не собирается, и завопил что было духу: — Держите воровку!
При этом он тоже проталкивался через рыночную толпу, освобождая себе путь. Ясна лишь раз обернулась, когда услышала грохот. Охранник опрокинул деревянный прилавок с овощами. Послышалась ругань торговца, к тому присоединились причитания его товарищей, но Ласселу было все нипочем. Он уверенно двигался за девушкой, не теряя ее след. Она неудачно поставила ногу, и веревка, которая удерживала сандалий, развязалась. Несколько шагов — и он отвалился. Конечно, поднимать его времени не было. Ясна продолжала бежать изо всех сил. Во рту стоял привкус крови. В правую ногу впивались мелкие камешки, она чувствовала каждый, но ничто не могло остановить ее в желании находиться подальше отсюда.
