Он явно представлял себе гнев начальства, язвительные статьи в научных журналах, обвинения в погоне за дешевыми сенсациями.
– А вдруг это просто очень, очень хитрая мистификация? – добавил он с надеждой. – Сейчас такие умельцы есть… Лазером нарежут что угодно на старом булыжнике.
– Изобразят систему, которой нет аналогов в мировой эпиграфике? Со своей уникальной, пусть пока неясной, структурой? Маловероятно, – отрезал Величко. Раздражение снова начало подступать. Бюрократия, страх перед новым – вот что хоронило настоящие открытия чаще, чем недостаток улик. – Именно потому, что это так странно, так выбивается из всего известного, это и нужно изучать со всей серьезностью! Отказываться от исследования только из-за отсутствия бирки с местом находки – это не наука, это трусость. Ценность здесь – в самих знаках. В их непохожести.
Он видел, что его слова не слишком убеждают Сычева, скованного инструкциями и страхом ошибки. Нужно было предложить компромисс.
– Я не прошу отдавать мне артефакты. По крайней мере, пока, – сказал Величко более спокойным тоном. – Я понимаю ваши опасения. Но дайте мне возможность работать с ними. Мне нужны качественные цифровые копии. Максимально высокого разрешения, с разных ракурсов, при разном освещении. Чтобы я мог начать хотя бы первичный анализ структуры.
Сычев заметно оживился. Это предложение снимало с него прямую ответственность за физические объекты.
– Цифровые копии… Да, это, пожалуй, возможно. – Он задумчиво посмотрел на камни. – Это нужно будет согласовать с руководством, конечно. Объяснить… уникальность ситуации. Но это выглядит как разумный первый шаг. Вы сможете работать у себя, а артефакты останутся здесь, под замком. "Слишком спорные", понимаете… Но изучать – да, изучать надо.
Величко почувствовал смешанные эмоции. С одной стороны, досада – работать с цифровыми копиями всегда хуже, чем с оригиналом. Нельзя пощупать, ощутить материал, повернуть под неожиданным углом. Та самая мимолетная вибрация или ощущение тепла/холода теперь точно останутся за кадром. С другой стороны – это был прорыв. Доступ получен. Дверь в тайну, пусть пока и через замочную скважину экрана монитора, приоткрылась.
– Договорились, – кивнул он. – Только мне нужны действительно качественные снимки. Каждый микрон может иметь значение. И чем скорее, тем лучше.
– Постараюсь ускорить процесс, Артем Игоревич, – пообещал Сычев, уже заметно успокоившись. – Теперь, когда есть ваше заключение об уникальности… думаю, начальство даст добро на сканирование. Хотя бы на сканирование.
Он аккуратно закрыл контейнер с артефактами, и щелчок пластиковой защелки прозвучал в тишине хранилища оглушительно громко. Тайна снова была заперта. Но Величко уже чувствовал ее слабое, едва различимое эхо в своем сознании. Он унесет его с собой, вместе с ожиданием цифровых ключей к шёпоту этих странных камней.
6.
Сычев сдержал слово на удивление быстро. Через два дня курьер доставил Величко невзрачный пакет с единственной флешкой внутри. Никаких сопроводительных писем, никаких официальных бланков. Просто носитель информации, словно контрабандный товар. Величко расписался в получении с чувством легкого заговора. Вернувшись в свой кабинет, он плотно прикрыл дверь, отсекая внешний мир. Здесь, среди своих книг и бумаг, он снова чувствовал себя в безопасности, в своей стихии. Тишина, прерываемая лишь гулом старого системного блока, была лучшей музыкой для предстоящей работы.
