Пока они совещались, меня так и подмывало подойти и подслушать. Но я дико боялся спалиться, вот и сидел тихонечко, хотя задница уже знатно затекла.
Ещё мысли не отпускали типа, что будет, если не удастся договориться; что говорить папаше о позднем возвращении, если всё-таки отпустят; что на хрен делать, если это реально дойдёт до социальной службы? Папаша меня точно убьёт. Это за прошлые косяки он не высказывал, потому что типа не имел права, но теперь-то у него намечался нормальный такой повод и выпороть, и сдать в военную академию, и вообще от меня отказаться. Я бы ничуть этому не удивился. И не потому что он говна кусок, а потому что я такой проблемный и, в общем-то, ему чужой. А ещё до хрена неблагодарный.
Тут наконец дверь открылась, первым вышел сапфировые эполеты, глянул на меня недовольно и сразу на выход двинул. Макс пожал руку второму паладину, махнул мне и, не дожидаясь, свалил. А я ещё минут десять ждал, пока нерасторопный стажёр с заспанной рожей вернёт мои вещи.
Ехали мы на автоматическом режиме. Макс одной рукой придерживал руль, мрачно таращился на дорогу. И ни слова до сих пор не сказал, даже пристегнуться не попросил. Всё думал, наверно, что делать и кто виноват. Но ему-то нечего было беспокоиться, это ж моё будущее катилось в жопу – его оно ничуть не касалось.
– Чё паладины сказали? – спросил я.
Макс медленно, как в грёбаных ужастиках, повернул голову и спокойно ответил:
– Что пока ты можешь ехать домой.
– Ладно. Это ладно. А звонил ты кому?
– Сначала Серафиму, но он не ответил. Он же, мать его, занятой у нас. Пришлось Косте. А Костя велел везти тебя в клуб. Так что будем сейчас за косяки твои отвечать.
А вот это уже ладно не было.
Тут ещё Макс завёлся и начал бухтеть:
– И время-то какое неподходящее, Люций! Нам без тебя внимания паладинов хватает. Сложно тебе, что ли, подальше от проблем держаться? Ну поехал ты в этот Лучинск, пусть. Наврал зачем? И зачем ты в этот дом полез? Как ты вообще там оказался?
Макс, кажись, вовсе не злился, он был дико расстроен. Но оправдываться мне не хотелось.
– Слышь, я устал и хочу домой.
– Я тоже, представь себе! А теперь придётся ехать в клуб – и с кого там спросят? С меня! Ты сказал, что будешь дома. Ты меня подставил, Люций!
– Да я не нарочно, клянусь.
– Что не нарочно – обманул или в дом чужой влез?
Ну началось – сначала один наорёт, потом второй, третий. И без них было тошно! Почему все думают, что если ты несовершеннолетний, то обязательно кретин и нуждаешься в нравоучениях? Ни хрена я в них не нуждался!
– Ответь, Люций. Я очень не хочу стоять и мямлить «не знаю, не знаю».
– Это реально не моя была затея. Чарли предложил с тропы свернуть, и мы заблудились. На месте оставаться он не захотел, всё по лесу шарился. И я с ним. В общем, мы потом к дому этому вышли, и Чарли…
– Ты всё на Чарли свалишь?! – почти фальцетом взвизгнул Макс.
– Да это реально он! У меня настроение говно было, я о последствиях не думал. Я вообще на хрен не думал. Да, я тоже виноват. У тебя, скажешь, такого не было?
– Я всегда думаю о последствиях, понял? И не позволяю втягивать себя во всякую херню.
– Тогда как же ты в этой шайке оказался?
Макс вздохнул недовольно и не ответил. Снова. Ну хоть заткнулся – всё равно от его ора толку не было.
В клубе, на удивление, шла культурная программа: с потолка лился неяркий тёплый свет, в углу на подиуме тётка в блестящем чёрном платье пела что-то унылое под аккомпанемент рояля. Немногочисленная публика взирала на это великолепие со своих столиков, и все на хрен были в вечерних нарядах и смокингах. Вот уж никогда бы не подумал, что клятая «Пустошь» по четвергам открывает двери для элиты.
