Давлю раздражение в коротком беззвучном вздохе и разгорячено дышу с ним в унисон:
– Твой член начинает медленно проскальзывать внутрь... – стараюсь абстрагироваться от ускоряющегося хлюпанья, потому что вместо привычной картинки из фильма для взрослых, в голову упрямо лезет убогая реальность. Нельзя фальшивить, любой звонок может быть контрольным, но переключиться в этот раз не выходит. Кошмар. Как тумблер заело. – Какой ты огромный, горячий... – доигрываю, стараясь не сильно халтурить.
– Хочу чтобы ты плакала, – выдаёт он внезапно. – Давай лучше расскажи, как тебе больно.
Пф-ф... ещё один садист.
Наверное, всё же лучше так, чем его фантазии вырвутся на ночные улицы.
– Ох... Ты слишком огромный. Я этого не выдержу... Не надо. Пожалуйста... – перехожу на жалобный шёпот, щипнув себя за синяк на бедре для достоверности. Безотказный приём. – Меня сейчас разорвёт... Умоляю не надо... Всё, что хочешь сделаю...
Огласить весь список альтернативных пошлостей я не успеваю. Клиент, засопев, нажимает отбой.
– И тебе, козёл, доброй ночи.
Дико хочется закрыть глаза и прижать голову к подушке хоть на пару секунд. Но нельзя, могу вырубиться, а ночь только начинается. Телефон в карман. Стараясь не шуметь, иду на кухню, ставлю на огонь турку с водой, затем тянусь к верхнему шкафчику.
И вздрагиваю от протяжного скрипа двери за спиной.
Пальцы холодеют, сжимая чашку.
Ох, чёрт. Стас. Он...
Он что, услышал?
5. Моей будешь
Стас
Проснулся я резко, с головной болью и часто грохочущим сердцем. Несколько секунд просто лежал с закрытыми глазами, пытаясь определить природу внезапного испуга. Прислушался к скрипу двери за стеной. На кухне чихнул кран, полилась вода, звякнула посуда.
Адреналина во мне до сих пор столько, что причина явно не в бытовых шорохах. Такое чувство зудящее, будто на помощь позвали, а я никак не разберу, куда сорваться.
Щурюсь от яркого света, стоя в дверях кухни. Затягиваю туже завязки на шортах. Я уже предвкушаю заспанное лицо и колючую ухмылку своей соседки, но когда зрение, наконец, фокусируется, понимаю, что что-то не так.
Ася нервно крутит чашку в руках, не знает, куда деть глаза. Тяжёлый халат волочится по полу, огромный, будто снят с чужого плеча. Худые кисти и пальцы теряются в чересчур длинных разношенных рукавах. Какая-то она вся... как воробей после ливня – сжавшаяся, взъерошенная и в то же время поразительно трогательная.
– Тоже не спится?
Ася заговаривает первой. Натянуто. Излишне настороженно.
– Разбудило кое-что, – продолжаю внимательно пробивать её реакции.
Взгляд в пол. Губы дёргаются в кривой усмешке, будто бы я своим ответом влепил ей пощёчину.
– Надо полагать, проблема во мне?
Вопросительные интонации только для проформы. Ася знает ответ, она пытается просчитать, что известно мне.
– Я слышал твой голос, – отзываюсь ровно.
Тонкие пальцы вздрагивают, едва не роняя чашку на стол, чем полностью подтверждают догадку.
Приехали, вашу мать. Застав меня в душе она так не робела.
А чего вдруг? Нечего смущаться, но есть что скрывать?
– Мне иногда снятся кошмары.
Ну да, ну да... Спала она, святая невинность. Влажные волосы расчёсаны прядка к прядке.
– Я так не думаю, – медленно делаю шаг вперёд, в упор глядя на помертвевшую девчонку.
Миловидная, но не красавица. Щуплая настолько, что на спине отчётливо проступают рёбра. Это я запомнил. Болезненно-бледная кожа и волосы, какого-то невыносимо рыжего оттенка, которые она по мере моего приближения нервно заправляет за ухо. Глаза... интересные. Обычно у рыжих зелёные, про них ещё говорят ведьмовские, а эти – наивные омуты, отдающие синевой летних сумерек. Вот только их выражение мне совсем не нравится. Злит.
