– Что, если Хелена узнает, что я была здесь этой ночью и все слышала?! – спрашиваю то ли себя самое, то ли все-таки Доминика.
– Тогда она посмеется вместе с тобой, – отвечает он, заломив свою идеальную бровь.
– Но мне не смешно...
– А ей будет, – Ник тоже усаживается на прежнее место. – Так что перестань истерить и закончи историю до конца. Раз уж так вышло! – добавляет на мой укоризненный взгляд.
– Извини, но я больше не в настроении рассказывать сказки…
Я чувствую, что он изучает меня, буквально физически ощущаю внимательный взгляд, скользящий по коже щекоткой, но глаз не открываю. Эта ужасная ситуация измотала меня… Ситуация в целом и Доминик, то ли играющий, то ли серьезно увлекшийся мной.
Ничего этого я не хотела… И ощущала себя угодившим в мышеловку зверьком.
– Хорошо, – между тем, соглашается молодой человек, – пусть не сказку, но могу я спросить? – Ник тоже растягивается на постели, повернувшись лицом в мою сторону. Сопящий нос Томми утыкается ему в грудь.
– И о чем же? – Я, признаться, побаиваюсь нашего разговора, но все-таки позволяю втянуть себя в него.
Говорят, ночные разговоры именно потому так откровенны, что усталость притупляет нашу привычную настороженность и позволяет открыться.
– Ты любишь Юргена, Джессика? – интересуется Доминик.
– Ух ты, – удивляюсь я только, – это очень личный вопрос. Впрочем, ты и сам знаешь ответ на него...
Но молодой человек продолжает допытываться:
– И все-таки? Если любишь, за что?
– Не «если» – люблю, – поправляю его. – Я люблю Юргена. А за что? Никогда не задумывалась об этом. Просто люблю вот и все. За доброту... за внимательность... за умение развеселить меня. Даже не знаю. Он просто тот, с кем мне действительно хорошо, – я на секунду замолкаю задумавшись. – С ним уютно и говорить, и молчать... И мне нравятся его руки... и морщинки у глаз. Я просто люблю его... Разве можно объяснить любовь?
Я замолкаю, мысленно составляя список того, за что люблю Юргена... Он большой. В нем даже есть пункты, которые мне самой не понятны… Однако, среди понятного и непонятного и находится та искра, что составляет нашу любовь.
– Могу я тоже спросить тебя? – интересуюсь у собеседника, уводя разговор на другое.
– Спрашивай. Очень надеюсь, что не о любви… – как-то криво улыбается он.
– О твоем отце. Расскажи, какой он…
Кровать скрипит, когда Доминик шевелится: то ли укладывается удобней, то ли ощущает нервозность, от которой не может найти себе место. Надеюсь, все-таки первое… Я вовсе не собиралась расстраивать его.
– Я плохо знаю отца, – наконец, произносит он в тишине, – мне было семь, когда расстались родители… Отец постоянно был занят, и мы редко виделись. Дядя Густав, отец Томми, был мне ближе, чем собственный отец… Правда, и он оказался неидеальным, – усмехается парень. – А Гюнтер мне видится очень властным, высокомерным и вечно занятым человеком...
– Не очень приятная характеристика! Сейчас вы видитесь чаще?
– Раз в две недели, а бывает, и реже... Он не из тех отцов, что играют в футбол на лужайке за домом и ведут беседы о жизни. Зато он финансово поддерживает меня и обещает устроить хорошую стажировку в Японии...
– В Японии?!
– Да, звучит круто! – Доминик как-то невесело улыбается. – Большие перспективы, как сказал бы отец.
– А сам ты не рад?
– Рад, наверное. Сложно сказать. – И вдруг признается, как мне кажется, о наболевшем: – Просто иногда я боюсь стать таким же, как он...
