И, признаться, не без причины: передо мной два невероятного вида торта, украшенных так искусно, с таким талантом и мастерством, что я сомневаюсь, не будет ли с нашей стороны непростительным варварством раскромсать сие произведение искусства кухонным ножом.
– Как красиво! – присоединяюсь я к похвалам своей дочери. – Вы, действительно, сами сделали это? Не знаю, как нам это и есть…
Хелена краснеет то ли от удовольствия, то ли от жара на кухне, и ее раскрасневшееся лицо делает женщину более натуральной, понятной. Мне становится стыдно за мысли, которые я имела о ней… И я мысленно отчитываю себя, созерцая не только чудесные торты, но и целое блюдо миленьких кексов в карамельной глазури на столешнице перед собой. Мне бы такого в жизни не приготовить!
– Хочу попробовать всё, что здесь есть! – безапелляционно заявляет моя дочь, поглаживая живот.
– Так и сделаешь, а иначе я просто обижусь, – отвечает Хелена с улыбкой, растапливая лед в моем сердце. – Всегда так трудно найти тех, кто стал бы есть мои тортики без нытья об избыточных калориях и диетах!
– Клятвенно обещаю никогда не роптать на толстый слой шоколада и сливок! – торжественно провозглашает Ева, подняв вверх руку.
Хелена лучится довольной улыбкой.
– А я обещаю всегда припасать для тебя самый лакомый кусочек, – вторит она девочке.
Так, за шутками и занимательными беседами, мы неожиданно очень приятно проводим этот удивительный вечер. Можно подумать, что мы знакомы со Шрайберами очень давно и нас связывает много общих воспоминаний. Это приятно. По-настоящему хорошо! Незнакомое, неожиданно приятное чувство.
– Жаль, с нами нет Доминика, – в какой-то момент вздыхает Хелена. – Это мой старший сын, – поясняет она, заметив наши недоуменные взгляды, – он учится в Мюнхене и приедет сюда лишь на каникулы. Я скучаю по нему...
Вечером, лежа в постели, Юрген говорит мне:
– Хелена, конечно, выглядит крайне экстравагантно, но она не искусственная в душе, как могло бы показаться вначале, а очень даже живая и искренняя. Она мне понравилась.
– Мне тоже, – нехотя признаюсь я. – Вечер получился прекрасным!
– Теперь стоит и нам пригласить Шрайберов в гости. – Юрген гладит меня по руке. – Было бы невежливо поступить по-другому...
С этим сложно не согласиться – и вскоре мы уже грилим у нас на террасе, и Хелена торжественно уверяет, что никогда в жизни не ела таких идеально прожаренных куриных крылышек и сосисок, как это выходит у моего мужа.
– Отец Пауля был тем еще засранцем, но готовить умел отменно, – сообщает она между куриными крылышками и огуречным салатом. – Правда, даже у него с грилем не всегда ладилось... Нет-нет да сжигал всё до головешек!
Юргену очень приятны её похвалы, а я то и дело ловлю себя на крамольной мысли о том, что Хелена кажется донельзя чуждой нашей спокойной, размеренной жизни. Она будто райская птица из параллельной вселенной, ворвавшаяся в наше окно с байками о другом, непонятном нам мире! Однако радует, что Ева с Элиасом очень быстро нашли общий язык с детьми Шрайберов: дочь играет с Паулем в шашки, а мелюзга носится на самокатах, выделывая на тротуаре всевозможные па.
Я так погружена в собственные мысли, что не сразу слышу вопрос, обращенный ко мне:
– Ты куда-то уплыла, дорогая! – рукой с золотым браслетиком на запястье Хелена проводит у меня перед глазами. – А я, между тем, только что выяснила, что ты совсем не умеешь кулинарить... Это правда?
