Гришенька - страница 16

– Здесь я, здесь, – будто бы уже ответил на этот невысказанный вопрос Аксёнов и развернулся к повозке лицом.

Федя хоть и был уставшим, но не переставал улыбаться. И эта усталая улыбка приписывала моменту особое очарование.

– Коли отдыхать остановились, то спать пора, – неспешно добавил каретник, рассматривая собеседника.

– Хорошо.

Григорию уже приходилось путешествовать по всякому, поэтому без каких-либо предрассудков он также забрался в повозку и устроился рядом с новоиспечённым другом.

– Ложись да погляди туда, – отозвался в лёгкой темноте Фёдор и показал рукой вверх.

Юнкер сделал как велели и узрел ещё одну тайну неба. В поле всегда было так ярко видно звёзды. Они напоминали юноше о детстве, когда вместе с деревенскими детишками они допоздна засиживались на сеновале или ещё где, а, возвращаясь домой, всегда задирали голову и глазели в небо.

– Матушка говорила, – шёпотом начал Гриша, – что самая яркая звезда – это твой ангел-хранитель.

– Правда? – улыбнулся Федя и повернул голову к другу.

Его глазки цвета спелого ореха блестели в темноте, точно как те звёздочки на небе, а улыбка угадывалась даже так.

– Да, – заверил Аксёнов, а потом, смутившись, снова посмотрел в небо, – какая для тебя здесь самая яркая звезда?

– Вот эта, – показал пальцем молодой каретник, а потом снова повернул голову к другу.

Гриша улыбнулся, и щёки его потеплели.

– А мне вон та. Значит, наши ангелы-хранители здесь, с нами, Федя.

– Лучше зови так, как окликнул до этого. Мне понравилось.

– Федюшей?

– Да.

Григорий пожал плечами и согласился:

– Хорошо.

Да и чего бы не услужить приятному человеку.

– А мне матушка рассказывала, что звёзды – это глаза упокоившихся, что с заботой приглядывают за нами. Вероятно, и она среди них, – проговорил Фёдор.

– Твоя матушка… – начал было Гриша.

– И батюшка тоже, – кивком подтвердил молодой человек.

– Мне жаль, Федюша… – сострадательно произнёс Аксёнов со вздохом.

– Это было давно. Я своё уже отгоревал, – старался как можно беззаботнее сказать каретник, но в темноте слегка дрогнувший голос его выдал.

– Значит… вместе они, наши мамы, – заключил Григорий, чтобы поддержать товарища.

– Верно… – шёпотом выпалил Фёдор.

Тогда вдруг оба решили, что хватит смотреть на звёзды, поэтому забрались вглубь повозки. Федя достал домотканое потрёпанное одеяло из лоскутов и протянул его другу:

– Держи, мне не нужно. Или подложишь себе, или укроешься.

– Федюша, так нельзя, – покачал головой сидевший рядом Аксёнов, принимая одеяло, – вместе давай.

– Не волнуйся, мне не впервой.

– Так и мне, – признался юнкер.

– Правда?

Фёдор лёг на деревянные доски, служившие дном повозки, и повернулся к товарищу, оставляя ему место рядом.

– Конечно, – от неловкости улыбнулся Аксёнов, разворачивая одеяло, – я удирал от семьи как мог.

– Так приятно найти собеседника по душе, – тоже улыбнулся молодой каретник, а чёрные кудри упали ему на лоб.

– И мне, – кивнул Гриша, а потом наконец-таки лёг рядом.

На самом деле, юноше ещё столько всего хотелось обсудить с Фёдором, столько рассказать, но он отчётливо видел, как слипались у того глаза от усталости, поэтому, воздержавшись, лишь добавил:

– Спи крепко и спокойно.

На эти добрые слова Фёдор лишь улыбнулся, а потом послушно кивнул и блаженно закрыл глаза. Григорий пристроился рядом. Совсем скоро дыхание Феди стало медленным и размеренным. Тогда Аксёнов без опаски вгляделся в чужое лицо. Таких людей он ещё не видел. Черты лица Фёдора были такими гладкими и правильными.