Молодой каретник же мало чего боялся в этой жизни, поэтому своим спокойствием решил поделиться и с другом. Он повернулся к нему корпусом и приложил руки к его плечам, заставляя смотреть на себя.
– Они не узнают, что ты здесь был, Гришенька, я обещаю тебе, – решительным тоном говорил Вдовин, смотря в зелёные глаза, – проводить матерь в последний путь – это правда важно для тебя. Иначе бы ты так не плакал. Я знаю, что это так.
– Так… – вторил Гриша.
– Тогда вперёд?
– Тогда вперёд. Поезжай направо.
Фёдор улыбнулся и пришпорил коня.
К вечеру, они достигли нужного места.
– Останови, нельзя дальше, – строго сказал Аксёнов, вылезший на козлы, и схватил друга за запястье.
Федя резко остановил лошадь и молча повернулся к товарищу с немым вопросом во взгляде.
– Дальше отцовские сёла, – пояснил Григорий, наконец садясь рядом, – схорониться надо где-то.
– А в Оптине?
– Окстись, там уж меня точно все видели и знают, – отмахнулся юнкер и взял в руки поводья, – поедем схоронимся.
Аксёнов разогнал коня и повёл телегу не к селу, а вниз по пригорку к реке. Склон хоть и был крутой, но с управлением юноша справился. Фёдор же всё это время неотрывно смотрел на друга. Его серьёзное, сосредоточенное лицо хотелось рассматривать.
Гриша остановил повозку в низине, чтобы никто её не увидел, а потом спрыгнул с козел. Вдовин же остался сидеть. Тогда Аксёнов стал распрягать коня, монотонно напевая себе что-то. Он всячески пытался заглушить скорбь, рвущую душу изнутри, поэтому лишь монотонное пение себе под нос могло немного его успокоить. Федя не рисковал сейчас что-либо спрашивать, поэтому просто наблюдал за товарищем.
Григорий привязал лошадь к ближайшей берёзе, оставив ей короткий повод для жевания травы.
– Что ты собрался делать? – наконец начал молодой каретник, когда Гриша уже доставал из своих немногочисленных вещей кафтан.
– К дому сбегаю. Узнаю, где матушку схоронили, – бегло отвечал юноша, явно будучи больше погружённым в свои мысли.
– Точно ли схоронили?
Фёдор встал на ноги и подошёл к другу ближе, спрашивая уже через плечо:
– Так ты знал, что… не успеем?
– Догадываюсь наверняка, – кивнул Аксёнов, судорожно шепча и опуская голову.
– Одного я тебя не отпущу, и не проси! – со всей серьёзностью отозвался Федя и схватил уходящего друга за руку, – с тобой пойду.
– Не стоит, Феденька, как же лошадь?
– Пусть уж лучше лошадь пропадёт, чем ты! Не пойдёшь один!
Григорий взглянул в эти устремлённые со всей пылкостью на него светлые глаза и даже немного зарделся пунцовой краской.
– Так и быть… – сдавшись, промолвил Аксёнов, вкладывая свою ладонь в чужую напряжённую руку.
Так и порешили. Григорий уверенно шёл через поле прямиком к родному селу, где рос, стараясь затаить волнение и страх и сжав кулаки. Федя явно чувствовал это, поэтому следовал за другом неотступной тенью.
Перед самым домом, когда тот уже был в косой сажени от юноши, Аксёнов сначала встал, как вкопанный, а потом развернулся на пятках к поместью спиной.
Вдовин участливо схватил его за плечи, немного сжимая их, чтобы привести в здравый рассудок.
– Не могу я… – выдавил из себя Гриша, роняя голову на чужую руку, – юноша непосильная.
– Отчего же так? – спрашивал Фёдор, подозревая, что товарищ рассказал ему далеко не всё.
