Конечно, я знал. Но проблема была не в знаниях, а в том, что я не слышал вопросов. Остаток встречи прошел в мучительном напряжении. Каждый вопрос превращался в испытание, каждая просьба повторить – в удар по моему профессиональному авторитету.
Когда заказчики ушли, Дима задержал меня в переговорной.
– Что это было? – спросил он прямо. – Ты выглядел так, будто видишь этих людей впервые.
– Я плохо себя чувствую, – повторил я слабое оправдание.
– Антон, скажи честно – что с тобой происходит? Последние недели ты ведешь себя странно. Опаздываешь, избегаешь встреч, на сегодняшней презентации вообще создал неловкую ситуацию.
Я смотрел на Диму и понимал, что настал момент выбора. Можно продолжать врать, оправдываться, скрывать правду. А можно рискнуть и рассказать, что происходит на самом деле.
– У меня проблемы со слухом, – сказал я наконец. – Серьезные проблемы.
Дима замолчал, изучая мое лицо.
– Какие проблемы?
– Я теряю слух. Врачи не знают почему, но процесс необратимый. Я плохо разбираю речь, особенно в шумной обстановке или когда говорят несколько человек одновременно.
– Черт… – Дима сел на стул. – Как долго это продолжается?
– Около месяца. Сначала я думал, что это временно, но обследование показало, что все серьезно.
– Почему не сказал раньше?
– Боялся. Думал, что справлюсь сам, что найду способ адаптироваться.
Дима долго молчал, обдумывая услышанное.
– Что говорят врачи? Есть ли лечение?
– Лечения нет. Есть слуховые аппараты, но они помогают не всем и не всегда.
– А что с работой? Сможешь продолжать?
Это был главный вопрос, которого я боялся больше всего.
– Не знаю, – честно ответил я. – Техническая часть дается легко, но общение с клиентами, совещания, командная работа – все это стало проблемой.
Дима встал и прошелся по комнате.
– Хорошо, что ты рассказал. Будем искать решение. Прежде всего, никаких встреч с клиентами, пока не найдем способ адаптации. Во-вторых, все важные обсуждения – только в письменном виде или в небольших группах. В-третьих, попробуем найти специалистов, которые помогут с адаптацией рабочего места.
Я не ожидал такой реакции. Вместо увольнения или перевода на менее ответственную должность Дима предложил поддержку.
– Спасибо, – сказал я. – Я думал, что…
– Что я тебя уволю? – Дима усмехнулся. – Антон, ты один из лучших архитекторов в компании. Мы не можем позволить себе потерять такого специалиста из-за проблем, с которыми можно работать.
После разговора с Димой я чувствовал себя одновременно облегченным и опустошенным. Облегченным – потому что больше не нужно было скрывать правду от руководства. Опустошенным – потому что произнесение проблемы вслух сделало ее более реальной, более окончательной.
Остаток рабочего дня прошел в странном состоянии. Коллеги еще не знали о моих проблемах, но я уже не чувствовал прежнего напряжения от необходимости их скрывать. Дима сдержал слово – переговорил с командой и объяснил, что я временно не участвую во встречах с клиентами по состоянию здоровья.
Вечером дома я впервые за долгое время попытался честно проанализировать свое состояние. Раньше дни были наполнены звуками – будильник по утрам, новости по радио по дороге на работу, музыка в наушниках, разговоры с коллегами, телефонные звонки, фоновые шумы города. Теперь все это исчезло, и мир стал плоским, одномерным.
Но дело было не только в отсутствии звуков. Дело было в том, что вместе со звуками исчезли эмоции, которые эти звуки вызывали. Любимая песня больше не поднимала настроение. Смех друзей не заражал весельем. Даже звук дождя за окном, который раньше успокаивал, теперь превратился в едва различимый шорох.
