Халтурщики - страница 26

Для протокола Харди сообщает, что среди конфискованного находятся ее вещи, но ей не разрешают ничего забрать: для этого необходимо присутствие другого потерпевшего, чтобы избежать путаницы, что кому принадлежит, а найти его полицейские не могут.

Вечером Харди звонит Аннике и уговаривает ее зайти в гости.

– Мне как-то страшновато с разбитым окном, – объясняет Харди, – может, придешь покараулить меня. А я приготовлю поесть.

– Я бы с радостью, но я все еще жду, когда мой вернется, – отвечает Анника, она имеет в виду Крейга Мензиса, редактора отдела новостей. – Но ты в любой момент можешь приехать к нам.

– Это было бы слишком. Справлюсь сама.

Харди проверяет, закрыта ли дверь на засов, уютно устраивается с ногами на диване и укрывает их одеялом, недалеко от нее лежит разделочный нож. Она встает и снова проверяет замок. Проходя мимо зеркала, она поднимает руку, чтобы не видеть собственного отражения.

Потом Харди внимательно осматривает кухонное окно: дыру она загородила куском картона, но из-под него все равно поддувает. Она проверяет картонку – держится, но вряд ли это надежно. Она снова залезает под одеяло, открывает книгу. Спустя восемьдесят страниц – читает Харди быстро – она встает и отправляется на кухню в поисках чего-нибудь, что можно съесть на ужин. Она останавливается на рисовых крекерах и банке куриного бульона, обнаруженной на самой высокой полке, до которой ей так просто не достать. Она берет половник и придвигает банку к краю. Банка накреняется, падает, Харди ловит ее другой рукой. «Я просто гений», – хвалит она себя.

Проходят дни, а полицейские все никак не могут найти второго пострадавшего, а это значит, что Харди пока нельзя забрать свои вещи.

– Сначала, – жалуется она Аннике, – я думала, что он какой-нибудь милый невинный английский монах – судя по этим его шпионским романам, Катехизису и всему остальному. Но сейчас я уже начинаю его ненавидеть. Теперь я представляю его скорее священником-извращенцем во власянице, у которого изо рта непрестанно текут слюни, сам он из США и прячется в каком-нибудь папском учреждении, дабы избежать обвинений в совершенных на родине преступлениях. К сожалению, я видела его трусы.

Полицейские находят его почти через две недели. Когда Харди приходит в участок, он уже там – отбирает свои пожитки. Она недовольно обращается к полицейскому.

– Поверить не могу, что вы меня не дождались, – возмущается она по-итальянски. – Ведь суть как раз заключалась в том, чтобы мы оба пришли и поделили вещи.

Полицейский исчезает, и к ней радостно поворачивается этот самый второй потерпевший. Он все-таки оказывается не священником, а неряшливым светловолосым юношей с дредами лет за двадцать.

– Buongiorno! – говорит он, демонстрируя одним этим словом неспособность изъясняться на итальянском языке.

– Вроде бы вы должны были дождаться меня, – отвечает она по-английски.

– О, вы американка! – говорит он с ирландским акцентом. – Обожаю Америку!

– Ну, спасибо, хоть я и не из посольства. Ну, что будем делать? Разберем для начала диски?

– Начинайте. Эта задача потребует много терпения. А много терпения – это не для Рори.

– Вас зовут Рори?

– Да.

– И вы говорите о себе в третьем лице?

– Каком лице?

– Забудьте. Ладно, я выберу, что принадлежит мне. – Она набивает сумку, потом рассматривает оставшиеся вещи. – Погодите, тут не все, что у меня украли. – А на столе, кроме его дисков, галстука и трусов, больше ничего не осталось.