Халтурщики - страница 29

Харди открывает бутылку вальполичеллы и разогревает лазанью, которую собиралась отнести на работу. (Она много и хорошо готовит, но почти никогда ничего не ест сама: она же видела, сколько туда ушло масла, сахара и жирных сливок, и все это готово отложиться у нее на бедрах. Так что в итоге Харди приносит все свои творения – «Картофельную Пизанскую башню», «Сиэтлские печенья-завитушки», «Лосося в кунжуте под лимонным соусом с эстрагоновым уксусом» – в контору и угощает коллег. Все это великолепие понемногу рассеянно съедают редакторы, частично роняя на ковер, а Харди смотрит на них из-за своего стола, поглощая исключительно их похвалы.)

Рори жадно поедает лазанью, выпивает почти все вино, продолжая при этом непрестанно болтать. «Класс. Супер». Он рассказывает о своем отце, владельце водопроводной компании, расположенной неподалеку от Дублина, и матери – она работает секретаршей в фирме, торгующей медицинскими товарами. Сам он недолго учился в университете в Ирландии, но бросил, так и не получив диплома, и поехал в Австралию, Таиланд и Непал. Потом он попал в Нью-Йорк, где работал в ирландских пабах. Там он прошел курс по комедийной импровизации и выступал на любительских вечерах в Ист-Виллидж. Потом совершил пешее путешествие по Европе, доплыл от Марселя до Неаполя на корабле, провел несколько месяцев на юге Италии, а затем оказался в Риме.

Харди подливает ему вина.

– У меня бы ни за что не хватило смелости что-то преподавать. У меня и образования-то нужного нет. Уж не говоря про то, чтобы взяться за это в чужой стране. Это довольно смело.

– Или просто глупо.

– Смело, – настаивает Харди.

Рори спрашивает о ее работе.

– Страшно сказать, конечно, – признается он, – но я, наверное, за всю свою жизнь ни одной газеты не прочел. Но там все так мелко.

– Мелко?

– Тексты. Надо печатать покрупнее.

– Ну, – отвечает она, – возможно.

– Так о чем именно ты пишешь, Харди?

– О бизнесе, – она отпивает глоток вина. – Прости, тут я за тобой не поспеваю.

– За мной не угонишься, – добродушно отвечает он.

– Налить тебе еще? – спрашивает она и подливает. – Вообще меня брали писать о личных финансах и предметах роскоши. Но теперь я, похоже, одна олицетворяю весь бизнес-раздел. Раньше на нас работал еще старикан из Парижа, Ллойд Бурко, и он периодически присылал материалы о бизнесе в Европе. Но теперь пишу практически только я.

– Прикольно, Харди, – Рори замечает, что у нее поменялось выражение лица. – Что смешного?

– Ничего, мне просто нравится, как ты говоришь «Харди».

– Но тебя же так зовут, разве нет?

– Так. Я имела в виду, как ты это произносишь.

– В смысле?

– Скажи еще раз.

– Харди.

Она улыбается, а потом продолжает:

– В принципе, финансовая журналистика – это как сливное отверстие в раковине. Сначала ты плаваешь кругами, а потом, к собственному сожалению, понимаешь, что больше не в состоянии бороться с течением, тебя затягивает в канализацию и выносит в бизнес-раздел.

– И это ужасно, да?

– Ну, не особо. Я просто все драматизирую. Печальная правда заключается в том, что втайне мне все это нравится – я даже в отпуске читаю биржевые новости на «Морнингстаре». По мне, любая статья – так или иначе о бизнесе.

– А, ну ясно, – говорит Рори.

– В этом плане я странная.

Он ставит грязную тарелку в раковину. Харди вскакивает.

– Нет, нет, не надо, – она спотыкается. – Ой, я, кажется, малость напилась. – Кухня маленькая, и они оказываются очень близко друг к другу. – Меня раздражает твой рост. Он меня дискредитирует.