Хамсин - страница 5

Лада купила экскурсию в винные погреба, на которой кормили ужином под живой оркестр, а потом танцевали на столах. И любовалась Сарой Бернар, едущей на повозке с бочками вина. Это была самая первая реклама завода.

И лилась музыка с характерным восточным сольфеджио. Ладе казалось, что она повсюду слышит думбек. Не сегодняшний, инкрустированный перламутром, а еще тот – обтянутый рыбьей шкурой. В магазинах продавались странные фрукты – сабрес (колючая груша), долорит (тыква) и клементин (цитрусовый гибрид). И были две библиотеки с русскими книгами. И ощущалось какое-то постоянное присутствие благодатной тишины. А еще она переживала, что не попала в сад специй, который считался садом слепых. Там росли белые, как марля, ирисы и шалфей с налетом на листьях, словно молочница на нёбе грудного ребенка. А еще гигантские алоэ, полные пенистого скрипучего сока. Там можно было по запаху увидеть розмарин, тмин и корицу. И ориентироваться только по ароматам, отключив зрение и слух.

В этом городе, поздней весной, Лада поняла, как ей жить дальше.

На храмовой площади, где раньше был марокканский квартал, солнце с неба лилось, как вермут. Щедрыми вертикальными линиями. На руках оставалась его теплая маслянистость, похожая по плотности на воду Мертвого моря. Пахло утром, молитвой и иссопом, торчащим из Стены Плача. Этот высохший майоран рос пучками и издали был похож на кусты ноябрьской смородины.

Небо без единого пятнышка было не достать. Сновали белые, ничем не разукрашенные голуби. Ни серым тальком, ни хной. И хотелось без устали читать «Отче наш».

Она стояла в правой женской части стены. Не скрепленные между собой камни, без пропитки цементом или бетоном, были разного размера. Сложены абсолютно всухую. У них были открыты крупные поры. Словно открытые настежь уши Творца. Она слышала, как молится на иврите соседка, протягивая слова, и улавливала, как раскачивается хасид на своей половине. Его брюки были решительно заправлены в носки.

Женщины стояли тесно, задевая друг друга плечами. У некоторых из предплечий торчали острые кости. У многих волосы давно были сбриты, и головы стыдливо спрятаны под полотенце. Ладе на минуту показалось, что они завидуют ее шелковым прядям.

– Не завидуйте.

– Что ты? Нам нельзя. Мы выполняем 613 правил Пятикнижия.

– У меня большая боль…

– У меня тоже.

– От меня уходит муж.

– А мой приходит на 5 минут по вечерам…

– Не знаю, что хуже.

– Один Всевышний знает…

– Он со мной не спит.

– 12 дней каждого месяца?

– Вообще…

– Он моряк?

– Нет…

– Вы живете по предписанию Рабби Элиэзера?

– Это как?

Женщина втянула голову в плечи и боязливо прошептала:

– Мужчина любой профессии спит со своей женой каждый день. Рабочий – два раза в неделю. Погонщик ослов – один раз в неделю. Погонщик верблюдов – раз в тридцать дней. А моряк – один раз в шесть месяцев.

– Нет. Он просто любит другую.

– Тогда молись…

Они говорили по-женски, одними гулко стучащими сердцами. Освобождая от мозга заложенную веками интуицию. Абсолютно беззвучно. А потом каждая пошла своей дорогой, продвигаясь спиной к выходу. Не суетясь, не рассматривая, не оценивая собеседницу. Хотя нет, они уходили по одному и тому же женскому пути.

Город уже окончательно проснулся и стал оранжевым. Каждый камень стал отдавать вчерашний и прошлогодний жар. Утро стремительно набирало высоту, норовя тут же скатиться в полдень. Мартовский воздух был еще свежим и не горчил от жары и зыбучих песков. Везде мелькали макушки, покрытые кипами и гамбургами без заломов из твердого фетра. У некоторых на голове были штраймлы, похожие на гнезда аистов. У многих была выверенная кошерная одежда, в которой не сочетаются лен с шерстью. Так же, как и молоко с мясом. С мясом, приготовленным по всем правилам галахи, где ножи точатся дольше, чем рассекаются трахея и пищевод.