– Наука?
– Да.
– В первую очередь?
– В один рай.
– В один рай, – повторил я, но, решив, что ошибся, сделал маленькую поправку на:
– Ряд.
– Пойми, что это опасно для любого почти государства иметь еще одну – Другую – историю мира, поэтому пообещай, что не выдашь меня – как это по-английски:
– Первому встречному.
– Точно!
– Тебя трудно выдать, милая, ибо я тебя и так никогда не узнаю, несмотря на то, что только второй раз вижу.
И просто так добавил, имея в виду, что она Мэри, вторая в этом же номере, но спит пока в другой комнате:
– Марго, – Маргарита – представившаяся, по крайней мере, моему воображению, сестрой английской королевы – но:
– Даже без обозначения века той.
Я решил принять к сведению – и не более-менее, а в самое ближайшее время:
– Обязательно, – что без точных идентификационных документов обойтись в всё более разрастающейся просто и нет народности очень похожих друг на друга личностей – не удастся.
– Да, пока, думаю, достаточно документов – использовать каждого подвернувшегося под горячую руку дурака или дуру, как инструмент желания всей вселенной – не имеет логического смысла.
Данте не стеснялся использовать имя отчество и фамилиё людей, отживших своё в имеющееся у меня время, как прямой повод для того, чтобы достать до дна той глубины падения, где скрыта в яйце иголка, напоминающая о сердце того дракона, который – нет, не захапал всю власть себе – а:
– Живет в каждом и каждой – пусть и не на основе постоянной прописки, но всё равно, хотя и по очереди, но оставляет свою метку даже уже смывшись, как в унитаз, в другое время или его пространство.
Не всех можно вспомнить сразу, как предупредил Данте, но по ходу дела идентификация может произойти. Если только не считать Режика – режиссера фильмов – думаю – весьма сомнительного по умопомрачению содержания.
Даже если совместить Лизу и Лариску – не получится.
– Можно я буду звать вас Мэри?
– Я уже говорила: нельзя.
– Никогда не слышал ничего подобного.
– Я вынуждена вас предупредить, что всё расскажу маме.
Я показал пальцем через плечо:
– С ней?!
– Нет, я с ней незнакома, но она моя мать.
– Ты хочешь через меня предъявить ей преференции?!
У меня нет времени на семейные разборки.
– Я заплачу тебе триста долларов, если подложишь ей письмо с просьбой любить своих детей.
– Да вы что, мэм, я даже Данте не верю в морализаторстве.
– Так вы считаете, что это хамство просто так нарисовано?!
– Почти. Ибо, да, есть, но только на радость людям – комедия.
– Да вы что! Надо было раньше мне рассказать эту Повесть Белкина – предпочла не рождаться.
– Да?
– Не рождаться так поздно, чтобы меньше грешить, а родилась сразу, как нимфетка Владимира Набокова.
– Уверен, вы ей не были.
– Была. Но не знала, правда, ничего об этом.
Вы поможете мне добиться от моей матери положительного результата?
– Денег?
– Я хочу перевести на своё имя древнее поместье в Шотландии.
– Оно неотапливаемое?
– Скорее всего.
– Сколько денег надо на ремонт?
– Много.
– Зачем оно?
– В нем есть мистика.
– На ее разгадку может понадобится тысяча лет.
И опять она утащила меня под кровать, хотя здесь стояла диван-кровать, под которую может залезть кот, но и только с обратной стороны.
– Ты превратила меня в кошку?
– Не надо преуменьшать мои возможности.
– Что еще ты умеешь?
– Вот посмотри, всё будет, как и было, ты будешь стараться сделать выбор и не сможешь.
– А именно?
– Сказать или нет моей матери, что между нами были продолжительные отношения, ибо будешь сомневаться:
