Хоккёкусей. Сила стихий - страница 4

Почему-то именно сегодня ей не хотелось, чтобы он уходил. Как в те первые ночи, когда Кагеро была вынуждена оставаться одна и боялась закрыть глаза до его возвращения. За несколько лет она привыкла и перестала переживать – на советника-чужестранца мог напасть любой, зная, что он махоцукай. А ее бы в этот момент не было рядом, чтобы его защитить. Но почти всегда, когда Кагеро просыпалась, Ооками уже был дома и спал рядом, прижимая ее к груди и своим теплом отгоняя все страхи прочь. К тому же Ооками, зная об опасениях жены за его жизнь, предупреждал, если приходилось оставаться во дворце Повелителя больше, чем на несколько часов.

– В этот раз придется задержаться дня на два, – в голосе Ооками чувствовалось сожаление. – Надо подписать пару договоров, которые выгодны скорее нам, чем им. Поэтому на обсуждение всех условий может уйти время. Переночую у Асунаро…

Он приобнял ее за талию, притянул к себе, нежно коснулся губами щеки и, чуть отстранившись, посмотрел в глаза, ожидая реакции на свои слова.

– Хорошо, я присмотрю за твоими делами, – как ни в чем не бывало, мягко улыбнулась в ответ Кагеро. – И передавай привет Торе, давно она не появлялась у нас в гостях!

Ооками уже сделал шаг назад и поднял руку, чтобы открыть портал, как странное предчувствие закралось в душу. В этот вечер что-то было не так… Но он уже опаздывал на заседание Совета Хидари (Повелитель не терпел, чтобы кто-то приходил в зал после него), поэтому отогнал эти мысли, ободряюще улыбнулся на прощание и исчез в фиолетовой дымке.

***

Несмотря на предупреждение, ближе к вечеру следующего дня в сердце Кагеро поселилась тревога. Вторая ночь прошла беспокойно, а на третью она проснулась в холодном поту, пытаясь изгнать из памяти те кошмары, которые впервые за долгие годы вернулись обратно. Весь последующий день ее терзали дурные предчувствия, а ночью на заднем дворе снова был слышен свист катаны – единственный верный способ успокоить натянутые до предела нервы. Ооками не появился ни на четвертый день, ни на пятый…

А когда на шестой – ближе к вечеру – из портала у ворот поместья вышел бледный и необычно серьезный Асунаро, Кагеро поняла, что все ее худшие страхи и кошмары воплотились в реальность…

Предчувствуя беду, Кагеро выбежала из дома навстречу Асунаро – она не сомневалась: появление деверя связано с исчезновением Ооками.

– Что с ним? – выдохнула она и, чувствуя, как от леденящего ужаса подгибаются ноги, вцепилась Асунаро в плечо.

Тот помедлил с ответом, но затем посмотрел ей в глаза и негромко произнес:

– Он жив… Я пришел за вами. Поднимите детей, перенесу вас в Укиту.

Кагеро не шелохнулась, только сильнее сжала сведённые судорогой пальцы. Боль в предплечье вынудила Асунаро перехватить ее запястье и без резких движений взять дрожащую ладонь в свою руку.

– Его пытали. Подкинули около получаса назад под ворота моего поместья. – Он говорил ровно и негромко, видя по стекленеющему взгляду Кагеро, что каждое слово наносит по ее выдержке сильный удар. – Собаки переполошили весь дом, почуяв кровь. Я послал за лекарем во дворец Повелителя – состояние Ооками крайне тяжелое. Потом сразу за вами. Мы теряем время на лишние разговоры, зовите детей.

Кагеро показалось, что жизнь остановилось. Вокруг не было звуков, она больше не различала цвета и предметы. Ледяное отчаяние выжигало сердце и подбиралось к душе, но резкий и жесткий окрик Асунаро – он, видя ее состояние, позвал по имени – вернул способность соображать. Кагеро на мгновение прикрыла глаза и сделала глубокий вдох. С выдохом ушло оцепенение: она, словно ветер, перенеслась в дом и подняла с постелей детей, которые еще не успели даже заснуть. По отчаянию в глазах матери Цуру и Саншуо поняли – случилось что-то серьезное, и сами молча и быстро оделись, но, уже стоя на террасе, девочка дернулась обратно: