– Анька, ты куришь?– спросила вдруг Кременцова, утерев слёзы и также сев.
– Не курю. Мне нельзя курить.
– Почему?
– Сосуды плохие.
– Что у тебя с ногой?
– На ней-язвы. Уже давно.
– Вылечить не могут?
– Надолго-нет. Они заживают после того, как я здесь прохожу курс капельниц и уколов, потом– опять открываются. Диабет.
Кременцова шумно вздохнула.
– А я курю. Но с ночи вот не курила. Надо пойти на лестницу-покурить.
– Сходи, покури.
Кременцова встала, но не успела вынуть из тумбочки сигареты– дверь палаты открылась, и вошла медсестра, нос и рот которой были закрыты хирургической маской. Она катила перед собой двухъярусную тележку. На нижнем ярусе стоял таз, наполненный хирургическими отходами, а на верхнем располагались банки с растворами, инструменты, бинты, салфетки.
– К перевязке готовимся! – крикнула медсестра, обращаясь к Юле. Анька уже снимала с ноги повязку.
– А как к ней надо готовиться?
– Молча! Сядь и вытяни ногу.
Юля повиновалась. Сестра, взяв ножницы, мигом освободила её ступню от повязки. К ранам бинт прикипел четырьмя слоями, но был отодран настолько молниеносно, что Кременцова не успела и ахнуть. Пропитанный кровью бинт уже летел в таз, а она сидела с открытым ртом и перекосившимися глазами, пытаясь вытолкнуть из себя отчаянный визг, чересчур широкий для её горла. Тут вошла женщина– средних лет, судя по глазам. На ней, как и на сестре, была полумаска. Поздоровавшись с Анькой, она обратилась к Юле:
– Здравствуйте, Юлечка. Я– ваш лечащий доктор. Меня зовут Елена Иосифовна.
– Садисты!– вырвалось в этот миг из очень туманных и очень тёмных недр Кременцовой,– садисты! Сволочи! Вам сказали, откуда я? Вам звонили? Или вам не звонили?!
– Верочка, в другой раз не экономь перекись, пусть повязка сама отвалится,– обратилась врач к медсестре, поняв, о чём идёт речь, потом– опять к Юле,– Юлечка, если ваша ножка чувствует боль– вам следует не кричать, а радоваться. Ведь боль– это защитная реакция организма. Раз она есть, значит– организм полон сил и готов бороться с болезнями.
От этих слов, Кременцовой сделалось очень стыдно. Она смолчала, но покраснела. Присев на корточки, Елена Иосифовна взяла её ногу и стала её осматривать. Кременцова стиснула зубы, твёрдо решив молчать, какой бы ужасной не оказалась на этот раз защитная реакция организма. Но организм вёл себя спокойно, хоть пальцы доктора мяли ногу у самых ранок.
– На гребешок наступили?– спросила врач, отпустив наконец, ступню пациентки и поднимаясь.
– На гребешок,– подтвердила ошеломлённая Кременцова,– Инна Сергеевна вам и об этом рассказала?
– Анечка, покажи-ка нам свою ножку,– ласково попросила Елена Иосифовна вторую, точнее– первую подопечную. Анька, болтавшая на кровати ногами, подняла правую, на которой прежде была повязка, и Кременцова увидела на ее подошве пять ранок, располагавшихся точно также, как у неё– поперек стопы, чуть поближе к пальцам, чем к пятке.
– Анечка тоже– правда уже очень давно, в подростковом возрасте, наступила на гребешок,– пояснила доктор, взяв Аньку за ахиллесово сухожилие, чтоб как следует осмотреть ее ногу,– но у неё– диабет, поэтому ранки периодически открываются.
– Вы – девчонки– скажите, где гребешки такие валяются, чтоб я туда не ходила,– с усмешкой произнесла свирепая медсестра, сдирая с бинта шуршащую упаковку,– чем их перевязать, Елена Иосифовна?
– Анечке положи сегодня салфетку с Йодофероном, а Юлечке– с Димексидом. Надо снять воспаления. Кстати, Юлечка, вы не курите?
