– Я так понимаю, – говорит отец, – у вас будет немного гостей.
– Да, – кивает Арлета. – Думаю, свадьба должна быть скромной. От того, что придут пятьсот человек, брак крепче не станет.
Я напрасно жду, когда заговорят о женихе. Беседа вырождается в обмен городскими новостями.
– Видели эту девицу, которая голая на улицу вышла? – Феликс запихивает в рот пучок черемши.
– Это где? – спрашивает Арлета.
– У нас в городе. Видео по телефонам гуляет.
– Как, совсем голая?
– Почти. Только туфли и колготки. Больше ничего! Не хочу при девушках, но было видно все. – Он проглатывает черемшу и повторяет: – Все!
– Кошмар! – Арлета поджимает губы. – Она осетинка?
– Не знаю. На лицо похожа.
– Может, это какая-то акция? – робко предполагает мама.
– Какая тут может быть акция?! – возмущается Феликс.
– Не знаю, – мама пожимает плечами. – Сейчас модно устраивать яркие акции в знак протеста.
– Протеста против чего?
– Против «Электроцинка», например.
– Какое отношение голая девица имеет к «Электроцинку»? Она никаких лозунгов не кричала. Просто ходила туда-сюда и трясла телесами. А даже если и акция, разве это ее оправдывает? Бардак – он и есть бардак. Видели бы вы. Прислонилась к дереву и давай выгибаться, как стриптизерша. Вокруг собралась толпа, некоторые машины остановились и стали сигналить. И думаете, она смутилась? Ни капли. Даже подошла к одной машине и потерлась об нее.
– И никто не вмешался? – удивляется мама.
Я запускаю в Илону зубочисткой, и та, незамеченная, застревает у нее в волосах.
– Никто. Все стояли и глазели.
– Надеюсь, ты не собираешься показывать нам это видео, – говорит Арлета.
– Делать нечего! – раздражается Феликс. – Оно отвратительное.
– Как люди могли снимать это, а потом еще и публиковать? – удивляется мама.
– Сор из избы, – отвечает Арлета. – В соседних республиках будут обсуждать. Даже неважно, осетинка она или нет. Это случилось в Осетии, а значит, мы допускаем такое. В Чечне или Дагестане подобное немыслимо.
В разговор включается отец:
– У нас нет права судить. Возможно, девушка была не в себе. Я не знаю, что именно это могло быть: стресс, психическое расстройство, какой-нибудь препарат…
– Или просто испорченность, – отрезает Арлета, и эта фраза отдается звоном со стороны серванта. – Иногда мне кажется, что Зарина и Илона – последние приличные девушки во Владикавказе.
Услышав свое имя, Илона оживляется:
– Ну, Зарина как бы не совсем… – Она отпивает минералку из бокала. – Не совсем во Владикавказе уже.
– Год в Москве ничего не меняет, – говорит Арлета. – У нас с тобой замечательные дочери, Жанна! – Она поднимает бокал и смотрит на нас с Илоной. – Девочки, за вас. Пусть будет так, чтобы мы всегда вами гордились!
* * *
Полчаса спустя. Мы с Илоной одни в ее комнате. Илона сидит на кровати, подобрав ноги, и смотрит в пол. Я хожу из угла в угол и пытаюсь найти выражения помягче.
– Что за бред, Илона? Почему я узнаю, что ты выходишь замуж, не от тебя?
– Я собиралась сказать.
– Когда? Свадьба через три недели!
– Ты ведь не любишь свадьбы и все такое.
– При чем здесь это? – Я останавливаюсь к ней спиной. – Я твоя двоюродная сестра. Родной у тебя нет. Я даже не знала, что ты с кем-то встречаешься!
Она снова опускает глаза. Трет кончик носа, потом левое плечо.
– Кто он вообще? – Я оборачиваюсь. – Чем занимается?
– В таможне работает.
– И это все?
– А что еще ты хочешь услышать?
– Блин, – вздыхаю я. – Как давно вы вместе? Как его зовут?
