– Ты занимаешься репетиторством, – говорю я. – У вас плохо с деньгами?
– Да брось, Заря. С деньгами не плохо. Дело не в них.
– А в чем?
– Неважно. Не в деньгах. – Она улыбается и садится на стул, подобрав ноги. – Влад с Диной сейчас в Италии. Прилетят прямо перед Илониной свадьбой. А ты взяла весь отпуск?
– Ну… – мнусь я. – Знаешь, я тебе кое-что привезла.
Я склоняюсь над чемоданом и извлекаю синюю картонную коробочку.
– О, «Шалимар»! – восклицает мама. – Ну, зачем ты… Не стоило.
– У тебя же были такие духи, и они тебе нравились. Я подумала, нужно купить, тем более их вроде хотят запретить у нас.
Мама брызгает на запястье и вдыхает:
– Так хорошо, что жалко на себя. Может, отдать Арлете?
– Арлета пусть сама покупает, – говорю я. – Или пусть Илонин жених ей дарит. Откуда он вообще взялся?
– Без понятия. Сама у нее спросишь.
* * *
Вечером возвращается с работы отец. Седины у него больше, чем год назад. По скайпу я этого не замечала.
– И как это ты снизошла до нас? – бросает он с порога и проходит в ванную мимо меня.
Мама ставит виниловую пластинку Jethro Tull, которую я привезла ему. К середине первой песни он выходит из ванной и говорит:
– Ну, иди ко мне.
Мы обнимаемся.
– Какая ты бледная. Хорошо себя чувствуешь?
* * *
Сплю до полудня, а когда просыпаюсь, в телефоне пять пропущенных звонков от Алана и сообщение от него же: «Нам нужно встретиться». Не отвечаю.
Немного знобит, кружится голова. Ссадина на колене потемнела и выглядит как пятно коричневой краски. Чтобы спрятать ее, надеваю черные легинсы, завалявшиеся в шкафу. Завтракаю одним кофе. К маме пришла ученица – девочка лет девяти, которая никак не хочет запомнить третью форму неправильных глаголов.
Разбираю чемодан. Вскоре шкаф выглядит почти как до отъезда. Платье, в котором я прилетела, пованивает, и я наспех запихиваю его стиральную машину.
В ящиках трюмо до сих пор лежат несколько экфаковских учебников вперемешку с «Вечером у Клэр», «Стеклянным колпаком», «Тошнотой», «Процессом», «Машенькой», заколками, расческами, парой старых номеров Vogue и бижутерией, которую жалко выбросить. Вытряхиваю косметичку и расставляю ее содержимое перед зеркалом. Мое отражение похоже на выцветший автопортрет Франчески Вудман. Крашу губы, чтобы не выглядеть совсем черно-белой.
Мама долго говорит по телефону с Арлетой, а потом объявляет, что вечером мы идем к ней. Предчувствую, что теперь Арлета будет смотреть на маму как на проигравшую в негласном соревновании «Кто первой выдаст дочь замуж», и, хотя знаю, что маме на это скорее всего плевать, не могу избавиться от холода в желудке.
* * *
За столом у Арлеты усаживаюсь напротив Илоны. Та молчит, будто репетирует уайсадын[1]. Она почти не ест и все время вытирает руки салфеткой. У меня тоже нет аппетита.
– Зачем нужны эти многолюдные свадьбы? – говорит Арлета. – У нас так любят показуху. Вот, мол, посмотрите, сколько у нас гостей. Приглашают всех подряд: коллег, соседей, их родственников. Две трети гостей не знают, как зовут жениха и невесту.
– Света Плиева недавно дочь выдавала, – поддерживает тему Феликс, ее муж и отец Илоны. – Пригласила директоров предприятий, с которыми работала. Видать, чтобы денег больше записали.
– А еще есть те, кто ходит на свадьбы, чтобы перед нужными людьми показаться. Славик, Ирки Каллаговой сын, недавно на министерскую свадьбу заявился. Стал там обниматься со всеми. А жених у него спрашивает: «Ты кто такой?»
