Hope for love - страница 21

Смена подошла к концу, и я, сбросив фартук, почувствовала, как вместе с ним будто бы снимается дневная усталость. Зал постепенно затихал, последние посетители доедали десерты, официанты вяло собирали со столов чашки, и в воздухе висел запах растворимого кофе и дешёвого карамельного сиропа. Всё это становилось фоном, почти нереальным, будто я уже была по другую сторону этого дня – в вечере, который давно звал меня на свободу.

Когда я вышла из служебной двери, Сима уже ждала меня. Она сидела на перилах, покачивая ногой, волосы – русые, как шоколад под солнцем весной – собраны в небрежный хвост. В руках у неё был термос и какой-то криво нарезанный бутерброд, которым она щедро делилась с Мишей, стоящим рядом. Он, как обычно, в тёмной худи и с наполовину пустым рюкзаком, где, вероятно, лежали фонарики, карманный нож и бутылка газировки – стандартный набор для вечерних вылазок.

– Ну что, Золушка, ты закончила свои подвиги? – спросила Сима, спрыгивая на асфальт.

– Угу, – выдохнула я, поправляя очки и стягивая волосы в низкий пучок. – Если кто-то ещё раз попросит латте без кофеина, я вылью ему в стакан кипяток и скажу, что это «новый вид вкуса».

– Вот она – моя настоящая София, – рассмеялась Сима и хлопнула меня по плечу. – Ну что, поехали?

Миша кивнул в сторону старого велика, который мы оставили за углом:

– Матвей с Тарасом уже у поворота на кладбище, ждут. Мы их предупредили, что ты заканчиваешь позже. Говорят, заходить в больницу без главной актрисы – дурной тон.

– А кто из них привидение, а кто камермен? – хмыкнула я.

– Скорее, оба – дураки, – ответила Сима. – Но весёлые. Ты посмотри на этот вечер. Весна ведь! Слышишь? Вон сирень, ландыши, и эта чёртова пыль дорог – всё напоминает мне, что жить нужно здесь и сейчас. Даже если это «сейчас» проходит в руинах психбольницы.

Мы шли рядом, велосипеды катили на руках – район был слишком плотный для езды. Дорога пролегала мимо прудика, заросшего камышом, и старых гаражей, в которых обитали лишь тени и случайные кошки. Воздух был тёплым, насыщенным ароматом вечернего цвета – пряный запах сирени, влажный асфальт и лёгкое дуновение прогретого ветра. Деревья на аллее шумели, как будто наш разговор подслушивали и комментировали листвой.

Когда мы свернули к старому кладбищу, вдали замаячили два силуэта. Один – высокий, с растрёпанными волосами, другой – пониже, но с рюкзаком, как будто собрался в экспедицию.

– О, идут! – заметил Миша, прищуриваясь. – Вот наши бравые археологи.

– Да не археологи они, – поправила Сима. – Это Матвей и Тарас. Первый – вечно носит с собой камеру, как будто снимет сенсацию, а второй читает заговоры перед каждой вылазкой, будто в подвале нас не крысы ждут, а духи медсестёр из 80-х.

Когда мы подошли ближе, Матвей первым поднял руку в приветствии:

– София, вы как всегда с опозданием. Надеюсь, ты пришла не просто поболтать, а вписаться в легенду?

– А у вас уже есть легенда? – удивилась я.

– Конечно. Говорят, на третьем этаже в процедурной до сих пор слышны шаги. Но только если молчать.

Тарас ухмыльнулся:

– Вот и проверим. У нас с собой фонари, провизия и список мест, куда стоит заглянуть. Главное – не шуметь и не отставать. Там пол может быть гнилой, да и окна разбиты почти везде.

Сима повернулась ко мне, её глаза блестели, как у ребёнка, перед которым открывается коробка с тайнами:

– Ты готова, София?

Я кивнула. Под кожей уже пульсировало лёгкое напряжение, приятное, как перед сценой. Там, в темноте, среди покосившихся стен и пыльных коридоров, не будет кафе, клиентов и фальшивой вежливости. Там останусь только я. Или та, кем я себя позволяю быть.