– Ну, в его личную жизнь я вникать не удосужился, – ответил Георгий Константинович, – а вообще это не самый общительный человек из тех, кого я встречал. Загадочный какой-то. Читает много, мне вот одну книгу давал почитать. Впрочем, к разговору он, как правило, расположен.
Соню заинтриговал рассказ Безделова про живущего по соседству с ними писателя. К художественной литературе она всегда была небезразлична, и только наступившая одержимость половой страстью надолго разлучила её с книгами. В минуты прояснений сознания она жалела об этом, но, опять-таки, недолго.
С Георгием Константиновичем они попрощались на хорошей ноте, даже договорились как-нибудь «пообщаться не на работе».
«От храма заглянем и в подвал. Сумеем удержать в себе не только парение, но и сострадание. У каждого человека есть открытая рана. Только психическая энергия может нащупать эту боль. Каждое изучение высшей энергии научит и открытию помощи. Так же и желание помочь должно быть воспитано».
Агни Йога. Аум. Шлока 556 [2, с. 306—307].
Болотов крепко уснул во второй половине дня. Во время этого сна произошло нечто очень важное. Он вспомнил тот вечер. Теперь писатель знал, что происходило с ним незадолго перед тем, как пострадал в огне Драгунский. Всех ответов Сергей Васильевич пока что не получил, но теперь он знал гораздо больше. Проснувшись, он незамедлительно набрал Петра и обо всём ему рассказал. На вопрос, узнал ли он что-нибудь про того «единственного жильца», Болотов ответил отрицательно. Доступа к этой информации ему пока что не было предоставлено. Приготовившись написать несколько новых страниц романа, Сергей Васильевич был вынужден ненадолго отложить это занятие. В его номер постучали.
– Что такое? Войдите! – сказал Болотов, вздрогнув от громкого стука в дверь.
В дверях стояла мощная коренастая фигура Николая Чернобродова. В его руке Сергей Васильевич узнал недавно одолженную Безделовым книгу де Сент-Экзюпери. На лице боевика читалась ярость.
– Присаживайтесь, – пригласил гостя Болотов.
– Нет уж, спасибо, постою, – раздражённо ответил Чернобродов.
Он бросил книгу на журнальный столик и яростными глазами посмотрел на писателя.
– Забирайте назад своё чтиво! – крикнул со злобой Николай Александрович. – И будьте любезны прекратить свою мерзкую пропаганду!
– Георгий Константинович сам попросил у меня эту книгу. О какой пропаганде вы говорите?
Нельзя сказать, что агрессия боевика по отношению к Болотову не вызывала в последнем никакого волнения. Да, Сергей Васильевич чувствовал небольшой мандраж, но этого было недостаточно, чтобы он уступил воле агрессора.
– Я говорю о том, что вы наносите вред живущим здесь, – со всё нараставшим раздражением продолжал Чернобродов, – распространяете всякие сомнительные книги сомнительных писателей, после чтения которых у людей начинается депрессия! Они теряют душевное равновесие! Вас это, я так понимаю, нисколько не озадачивает, товарищ Болотов?
– Я товары с вами не ищу.
– Не придирайтесь к словам!
– Тот человек, которого вы только что назвали «сомнительным писателем», к вашему сведению, так же, как и вы, воевал. А понимание того, по какой именно причине у читающих его книги может возникать депрессия, боюсь, находится далеко за пределами вашей компетенции, Николай Александрович.
