По ту сторону вывалилась уже совсем потеряв скорость и встретила-таки ствол дерева. Бам! Из глаз полетели искры, из кроны берёзы взлетела стая птах, громко хлопая крыльями и возмущаясь. Сверху шлёпнулось несколько белых лепёшек. Это было не так больно, сколько обидно. Алёнка сидела, одной рукой потирая наливающуюся красным шишку, а второй размазывая птичий помет.
Движения потихоньку замерли, ей хотелось просто сидеть, уставившись неподвижным взором в никуда. Обнять коленки, спрятанные под подолом, так похожим на мамин, теребить розовый нашейный плат и жалеть себя. И пусть весь мир подождёт.
Но Дремучий Лес распорядился иначе. Рядом раздалось сопение и рёв. Из разрыва в кустах малины показалась огромная бурая морда. Мишка желал знать, кто покусился на исконные его ягодные владения.
Алёнка уткнулась с ним нос к носу. Визг услышали в самых Черёмушках. Девица подскочила и, не разбирая дороги, понеслась по лесу. Бедный мишка, хоть и был в дюжину раз крупнее, почти с той же скоростью нёсся в противоположном направлении.
Во второй раз остановилась без искр и удара лбом о дерево. Затормозила на хвоистом пригорке, оставив полосу взрытого мха, оперлась рукой о дерево. Грудь тяжело вздымалась. Во рту пересохло, ноги подрагивали от пережитых усилий.
Не успела опомниться, как услышала: "Тцок-тцок-тцок!" Подняла глаза и увидела на стволе муравья размером с её ладошку.
Глянула себе под ноги и волосы зашевелились на голове. Холм, на котором она стояла, очень походил на муравейник. Только вот высотой он был до середины дерева и явно не пустовал.
Муравей поднял верхнюю часть туловища, развёл жвала и громко заскрежетал ими. Цок-цок-цок! – перебирал он лапками по дереву.
Цок-цок-цок! – донеслось сою низу холма. Цок-цок-цок! Ш-ш-ш-ш! Со всех сторон к ней спешили мураши. Отдельные насекомые сбивались в кучки, из которых образовывались ручейки и волны. Каждый мураш не меньше первого, их было так много, что цоканье лапок слилось в единый грозный гул.
– Ой, мамочки, – пролепетала Алёнка. Первый муравей перестал скрипеть и кинулся на неё, смыкая жвала. Девица взмахнула перед собой руками, муравья отбросило в сторону, он исчез в чёрной волне, накатывающей снизу.
Новый визг потряс своды леса. Алёнка скакнула раз, второй, но чёрная волна окружила и прижимала её к стволу.
– Сапоженьки, спасайте! – пискнула девица и рванула по стволу.
Топ-топ-топ! Какое-то время она просто бежала вверх, в груди зародился и ширился восторг. Я лечу! Тело налилось тяжестью, и она медленно завалилась назад, туда, где бурлило море разъяренных разинутых жвал.
В последний момент сапоги оттолкнулись от ствола, её стрелой кинуло в сторону, по дуге отлетела от муравейника, шлёпнулась и покатилась по траве.
Кое как где на четвереньках, где кубарем, пробиралась по лесу. Долго ещё в ушах звенело шуршание муравьиного моря и щёлканье жвал.
– Уф! Не могу больше.
Остановилась, опершись ладошкой о ствол Дремучей ели. Тут же глянула под ноги, нет ли там горы хвоинок. Нет. Муравейник остался далеко позади.
Едва начала переводить дух, как – шлёп – ладонь накрыл огромный слепень. Крыльями легко спрятал бы её грудь от плеча и до плеча. Алёнка вскрикнула и отдёрнула ладонь. В то место, где она была, вонзился хоботок и с хрустом выдрал кору до самой древесной мякоти.
– И-и-и-и!
Она отскочила и замахала руками, слепень загудел и тяжело поднялся. Она пятилась, под ногу попался склизкий корень, обтянутый мхом. Перекувыркнулась через него и застыла на четвереньках.
