Храбрый воробей. Басни - страница 18



И приказал: – Все умные – налево,

Красивые – вы стройтесь все направо.

И построились разом все,

Ведь знали – свадьба будет на селе.

Одна лишь обезьяна всё металась –

То к одному там строю, то к другому,

И бегала, совсем так измоталась.

Понравилась там вожаку иному.

– Ты, хватит бегать, нагонять тоску.

Что ж, мне лечь под доску?

– Да я не знаю, как тут быть.

Красивой – значит глупой слыть,

А глупой слыть – красивой не быть.

Я умная, красивая,

Не чёрная, не белая, я – сивая.

– Что ж, скажем, что ты счастливая!

Женился на ней вожак,

Заставили мозги решить тут так.


ЛЕГКИЙ МЫЛЬНЫЙ ПУЗЫРЬ

Там мыльный раз пузырь явился

При помощи там мыла, лёгких.

Уж он так всё хвалился,

И так один из сильных,

Как будто так с луны свалился.

Сверкая так огнями мира,

Он славу там узнал кумира.

Он лёгким так сказал:

– Глупее вас я никогда не знал,

Сдуваться и надуваться горазды.

Я говорил вам не однажды –

Сидите вы, как в клетке,

А мы летаем – ваши детки.

А для вас рёбра – сетки,

И в том все ваши бедки.

Растёте до размера,

И вы не летите. В чём же ваша вера?

Шар говорил, летал и дулся,

И тут он на сучок наткнулся.

Раздался с брызгами хлопок –

И остался там всего клочок.

– Мы это знали и предупреждали, -

Так же в печали лёгкие сказали.

И осуждающе там горлом все качали.

– Летать – идти, не зная брода… -

Так сильно закричали.

Для многих так вредна свобода.


ВОРОН И ЧЕЧЁТКА


Гналась ворона за чечёткой,

В полёте ловкость проявляя.

А та грозилась ей своей там тёткой –

Вороной. Но родня с какого края?

Когда в полёте та, виляя,

Пыталась от неё там улизнуть,

Та за ней, телом всем вихляя,

Сумела ей в полёте так дерзнуть.

– Я засужу, разбойница, всё, засужу!

Ни за что хочешь жизнь мою отнять.

И на суде я докажу –

Ты по природе там разбойница и тать.

Недолго та кричала,

У всех там на виду упала.

Ворона тут её же задолбала.

Но тут полиции так подфартило –

И коршуны её ведут на суд.

Судья, как всякий, – в чёрном,

Огромной властью наделён.

Как в ватнике просторном,

То горец в бурке – суд, закон.

Раздались справедливости тут крики.

Кричали даже все калики.

Не дрогнул клюв тут у судьи.

Что же он? Беспристрастен, как ни суди.

Он выслушал там обвинения грача.

Тот горячился, словом он рубил с плеча,

Что он злодей, убийца

И на виду у малой жизнь отнял.

У всех довольны были лица:

– Срок тут пожизненный, – кто-то сказал.

Не получил там прокурор тот отпускные,

О том все в мире знают.

Да и немалые ещё какие!

Когда преступника там отпускают,

Когда ведь прокурор, так взятку он берёт,

Но что с ним будет – ворон знал наперёд,

И речь свою с цинизмом развязал.

Ведь тут его судил же ворон сам,

И разве же такое там в суде бывает?

А ворон ворону глаз там не выклюнет.

Да! Кто давал – тот знает, вывернет,

Как там от денег суд отваги полон.

Он тут взял, на суде поддал,

Сам он себя судить стал.

Он, пьяный, слёзы покаяния там лил.

– Я судьёй был, невинных посадил.

И взятки немелкие я брал,

И нажил большой я капитал.

Но тут секретарь так глянул,

И судья – от взора он повянул.

Ведь секретарь с ним в жизни он не вянул,

Тропу к деньгам-взятке топтал он,

И порой судью называл он мудозвон.

Да, власть денег – сила то большая,

Да ещё невыразимая какая.

Бывает – не суд, а бордель,

Решил он выкинуть фортель.

Ведь деньги – то великая артель.

Да знал он, что не будут сроки,

Да так сказали о том, как золотые

Давно украл он у сороки.

Года его же были там немолодые.

Он так много взятки дал,

И какой будет срок, он знал.

Сам он себеже дал вольный срок,