Всё же там их поймали,
Но так лев поступал там с ними круто.
И что положено – поддали,
Порой жизнь пролетит – минутой.
Так было всё с одной,
Другое было со второй.
Да, первая там показания дала,
Когда её полиция взяла.
Вторая всех с ума свела.
Решили, что она не со слабой душой.
Что бы ни делали с ней – та молчит.
У них был не раз там такой.
– Задание какое? – Та гранит.
Они на ней попробовали всё –
И даже то, что недодумали ещё.
Что там – всё пальцы, двери…
Не хватит там звериных сил,
Что делают с такими звери.
Разумный каждый смерть – не жизнь – просил,
А та молчит, как партизан.
Хоть воет и кричит – орган.
И что ни делали там с ней,
В решимости своей, как истукан.
И тут они так подсмотреть решили:
И все у камеры в глазок смотрели,
Как же в оптический прибор там в тире
Иль же смотрят как в мортире.
И тут увидели, что то был не «самострел»,
То необычный был пострел.
Он был в этом деле ловкий.
По камере неслись стук, лай.
Он бился в стенку так головкой,
Кричал: «Ты сволочь же такая, вспоминай!»
ОСЛОПЕС
Чтоб собаку не кормить,
Обезьяна тут решила её скрестить.
Я не знаю, так ли возможно…
В баснях можно, только осторожно.
Допускает ли природа ту породу,
Говорят, всё можно-то в плохую тут погоду.
Вот и у обезьяны то случилось –
Ослица раз собакой отелилась,
От страха та в угол забилась…
Да, те тяжелы тут были роды,
Ветры выли, как поют те в непогоды.
Плод – он только что явился –
Обезьяне в зад зубами он вцепился.
И была огромная там пасть.
Ослица, чтоб в обморок так не упасть,
Она к оглоблям арбы жалась телом,
И упали те – упала так, между там делом.
Но как так явилось чудо?
И среди людей ведь есть пророки,
Так же в природе есть чудо-юдо.
У людей пророки – это все пороки.
А собака на ослицу лает,
Что она мать, – то не понимает.
А ветеринар принял роды или нет,
О том генетик всёписал великие там речи.
И умом он от ума был так далече.
Ветеринар от страха постарел на двадцать лет.
Шептал: – Проклятый тот момент.
И всё было у него в шерсти,
И копыта, хвост – дорогу им мети…
И есть ли душа – её тут не видать,
Что большие уши, – то ему не знать.
И ластиться к хозяину охота бита:
И как ластиться, ведь на ногах копыта?
А хвост у него, как у осла,
Язык же – как лопасть у весла.
Он его всем кажет так в жару,
Словом, чудо на миру.
Нет почтения ведь к старости,
И в любое время там – явленье ярости.
Прерывает он мыслей хороших лёт
И кусает больно, и копытом бьёт.
Хвост в шерсти – колюч он, как сосна,
И на морде глазки добрые – весна.
Часто в пляс он так ходил,
Вызывал смех, хоть не было сил.
А горилла кобеля позвал.
Тот: «Иа-иа!» – тут заорал.
