Читать онлайн Этта Гут - Хрен-брюле

То, что впереди несколько часов адской мороки, Мартин понял сразу. И произошло это аккурат после того, как в три часа ночи его разбудил телефонный звонок. Отвратительно бодрый полицейский, уточнив, что имеет дело не с кем иным, как с Мартином Зиверсом, сообщил, что его мотоцикл был угнан, но в ходе успешной операции, проведенной героическими служителями закона, обнаружен и спасен, а коварный преступник, а точнее, преступница задержана.

Впрочем, когда Мартин прибыл в участок, выяснилось, что все геройство полицейских состояло в том, чтобы поднять с земли тяжелый байк, с которым угонщица не справилась на повороте. Ну и, конечно, скрутить ее саму — благо после падения та была изрядно дезориентирована.

Байк оказался лишь поцарапан — от серьезных повреждений уберегли мощные стальные дуги, которые Мартин установил еще три года назад. Как раз после того, как сам в дождик разложился на дороге и при этом повредил ногу, которую придавило махиной железного коня. А вот со злостной рецидивисткой-угонщицей (а именно так похитительницу и охарактеризовали Мартину в дежурке) возникли неожиданные проблемы. Хотя бы потому, что ею оказалась юная девочка-оборотень на вид лет семнадцати. Она тоже была жива-здорова и теперь сидела, вызывающе развалившись на стуле, и плевала на всех. В прямом смысле этого слова.

— Ах ты ж зараза! — в сердцах вызверился полицейский, оттирая с рукава очередной плевок и косясь на нагло лыбящуюся «рецидивистаку». — Ничего, сейчас дооформлю задержание и отправишься в обезьянник, Льельта. И вот обещаю: если там тебя опять начнут бить за твои выверты, я и пальцем не пошевелю!

— В смысле — бить? — не выдержал Мартин, косясь на угонщицу.

— Кулаками, — пояснила та и вновь осклабилась, демонстрируя чуть кривоватый передний зуб. — А потом ногами, если упаду. Ничего нового.

Девушка была юна и хороша собой: задорно курносый нос, свежие полноватые губы, живые глаза медового цвета. Общее впечатление не портил даже небольшой шрам на переносице…

Действительно, совсем молоденькая! И какая-то по-воробьиному задиристая… Отчаянно и наигранно задиристая…

Мартин, естественно, стал думать, чем подобное поведение может быть вызвано (причем в голову лезли самые скверные сценарии) и в итоге «попал», поняв, что испытывает по отношению к юной угонщице не справедливую злость, а острую жалость: и что эти глупые детишки со своей жизнью творят? Еще и полицейских зачем-то доводит, дурочка! А они ведь того гляди действительно окончательно обозлятся и на самом деле позволят сокамерницам отделать мелкую нахалку…

— Я не могу этого допустить! — категорически заявил Мартин, пригладил растрепанную бороду, чтобы придать себе максимально приличный вид, и полез в куртку за документами, тем самым открывая себе самому ворота прямиком в адские или, вернее, бюрократические чертоги.

Только через час с весомым гаком, после заполнения кучи бумаг, долгих задушевных бесед с полицейским начальством и прочего, прочего, прочего, святой отец Зиверс вырулил на своем счастливо обретенном мотоцикле с территории участка… И не один — у него за спиной, замогильно хохоча и нагло обхватив своего спасителя руками и длиннючими стройными ногами, сидела «злостная рецидивистка и угонщица», несовершеннолетняя волчица-оборотень Льельта Келлер…

— Отец-то ее, поди, еще не протрезвел, — вздыхая и отводя глаза, пояснил полицейский и ляпнул печать на пропуск. — До утра не добудишься, а совать эту засранку в камеру — так и правда потом только и делай, что драки разнимай. Такая, прости господи… хрен-брюле.

Мартин засмеялся на это забавное и совершенно неожиданное в устах здоровенного полицейского определение:

— Почему хрен-брюле?

— Сынок мой младший так всякую непонятную ему или противную ерунду называет, — полицейский улыбнулся чуть смущенно, и сразу стало ясно, что на самом деле он нормальный мужик, а не сволочь, которая равнодушно позволила бы кого-то избивать в камере…

Бак был почти пустым — мелкая паразитка Льельта, которая вообще непонятно как сумела так долго справляться со столь мощным и тяжелым для нее агрегатом, скатала почти все. Пришлось заезжать на первую же заправку. Отпускать от себя Льельту не хотелось по очевидной причине: сбежит ведь. А Мартин считал себя ответственным за то, чтобы выпрошенную из цепких лап закона «рецидивистку» доставить до родного дома и там сдать родителю.

Так что на заправке Мартин поволок Льельту за собой к кассе, а после еще и накормил хот-догами, на которые притихшая девица косилась так, что было совершенно ясно: не ела она давно.

А вот дальше все пошло не по плану, потому что, когда Мартин свернул к дому Льельты, от нужного подъезда как раз отъезжала скорая. И вскоре стало ясно, что увезла она не кого-то, а отца «рецидивистки и угонщицы». Это и тот факт, что Курта Келлера посетила очередная, особо крупная белочка, Льельте сообщил сосед, сонно кутавшийся в драноватый махровый халат, который своим состоянием самым постыдным образом напомнил Мартину его собственный.

— Круто! — откликнулась Льельта и даже руки потерла, явно предвкушая свободу и все радости жизни, связанные с ней.

И Мартин (идиот!) уже второй раз за эту долбаную ночь повторил:

— Я не могу этого допустить!

В итоге святому отцу Зиверсу, который, если честно, в последние пару часов рогатого демона поминал куда чаще, чем Единого бога, пришлось чуть ли не силой заставить Льельту собрать вещи — небольшой рюкзак, который можно было бы довезти на мотоцикле, — а после отконвоировать ее к себе домой. Здесь Льельта первым делом была познакомлена с Плюшем — миролюбивым до флегматичности псом Мартина, а после устроена в гостевой спальне.

— Пока твоего отца не выпишут, поживешь у меня. Правила мирного сосуществования просты: не гадь ни себе, ни другим. Усекла?

— Усекла, — откликнулась Льельта и скептически покосилась на татуировки, которые украшали руки Мартина от запястий до локтей. — А ты правда священник? Или так… просто набрехал полицаям?

Мартин закатил глаза и ушел в свою комнату. Татухи эти он себе сделал относительно недавно. Как раз, когда начал работать в центре для неблагополучных подростков. На самом деле давно хотел, да статус не позволял, а тут обоснование нашлось: такой «прошаренный» батюшка путь к сердцам малолетних преступников всех мастей действительно находил куда как проще, чем какой-нибудь гладкий да благообразный. Церковное начальство попеняло, да и притихло. На благо ведь…

Зевнув во все тридцать два, Мартин полез в постель и строго-насторого велел себе не заниматься размышлизмами и самокопанием, а спать. И так оставалась всего пара часов до подъема. Утреннюю службу за святого отца Зиверса ведь никто не проведет…

Оставлять Льельту одну было немного стрёмно, но Мартин понадеялся, что девчонка после бессонной ночи, полной приключений, проспит достаточно долго. Да и красть в доме, по сути, было нечего. Книги? Но редкие букинистические издания вряд ли могли заинтересовать такое незамутненное воспитанием и образованием существо, как Льельта Келлер. Разве что сбежит… Но тут уж ничего не поделаешь...

Утром Мартин, понятно, еле встал. Глаза открывались только по очереди и то не до конца. Ехать на байке было нереально — дело точно бы закончилось встречей с первым же столбом. Так что пришлось вызвать такси. Пока оно ехало, Мартин постыдно быстро выгулял Плюша — даже не обернулся, чтобы побегать с ним вместе в звериной форме по утреннему парку. Загнанный домой пес посмотрел на хозяина с убийственным презрением и уплелся в угол кухни обижаться. Мартин же пошел проведать Льельту.

Она спала в центре кровати и была в теле волчицы — видимо, так ей в незнакомом месте, да еще и рядом с незнакомым самцом-оборотнем было спокойнее. Волчица Льельты была красивой. Мартин залюбовался. А потом, обругав себя последними словами, вышел, быстро дособрался и ушел, оставив своей нежданной гостье записку с повелением позавтракать чем Единый послал, а после сидеть на попе ровно и не шалить. Плюш, который всячески делал вид, что не слушает, тоже получил четкие указания: из квартиры никого не выпускать и, соответственно, никого в нее не впускать.

В такси святой отец Зиверс умудрился снова заснуть, хоть до храма и было всего ничего по времени. Похоже, спал он и во время проповеди, потому что после вспомнить, о чем говорил прихожанам, не получилось. Отправляясь назад домой, Мартин мечтал лишь об одном — рухнуть в койку и дневным сном (пару часов до того момента, как опять придется вставать и ехать обратно, уже к вечерней службе), наверстать недостачу сна ночного. Но все его мечты обернулись прахом: квартира оказалась пуста. Ни проклятой Льельты, ни засранца Плюша во вверенном ему для охраны помещении не наблюдалось.

Звонить в полицию казалось делом как минимум глупым. Дома было все в порядке. Только в раковине стояла сковородка с остатками яичницы, которую Льельта и не подумала помыть за собой. А еще в миске у Плюша наблюдалось размазанное нечто, по запаху подозрительно похожее на мороженое, которое пес, как и сам святой отец Зиверс, просто-таки обожал. Именно по этой причине в заморозке всегда имелся стратегический запас чего-то сливочного, фруктового… А лучше крем-брюле…

Тут же вспомнился полицейский в участке и данное им Льельте определение… Действительно, не девица, а хрен знает что — хрен-брюле какое-то неугомонное!

Мартин, заранее зная ответ, все-таки полез в холодильник — проверить. Точно! Мороженого на полке не наблюдалось. Зато скомканная обертка от здоровенной килограммовой пачки обнаружилась в помойном ведре… Коварная Льельта, каким-то образом догадавшись о постыдной слабости «сторожевой собаки» Плюша, подкупила его взятками и подношениями? Допустим. Но куда этих двоих понесло после?!

Впрочем, все разрешилось само и даже до того, как Мартин успел себя окончательно накрутить: «сладкая парочка» вернулась. Правда, добиться от них ничего путного все равно не вышло. И если пес молчал по понятным причинам, то мрачная Льельта только огрызалась, а затем и вовсе ушла в «свою» комнату, еще и шарахнув дверью.

После вечерней службы Мартин постарался не задерживаться. Во-первых, потому что ни на что не было вообще никаких сил — не юнец, чай, чтобы после бессонной ночи скакать бодрым розовым зайцем, — а во-вторых, потому что остро свербело узнать, что происходит дома и какие еще коленца выкинула «рецидивистка и угонщица».

Но Льельта и Плюш мирно сидели рядышком на полу и смотрели телевизор, а на плите в кухне обнаружилась полная сковородка жареной картошки — неаккуратно наструганной и немного подгорелой, но на вид вполне съедобной… Отчетливо понимая, что после еды сразу заснет мертвым сном, Мартин решил первым делом выгулять пса, но Льельта, на минуту отвернувшись от экрана, где кто-то бегал, орал и стрелял, сказала, что Плюш свои собачьи дела уже сделал в скверике у дома, а по возвращении домой был накормлен.

— Опять крем-брюле? — проворчал Мартин.

— Я нашла собачий корм в кладовке! — тоном оскорбленной невинности возмутилась Льельта, но Мартин отчетливо увидел, что щеки и уши у нее покраснели.

Неужели эта мелкая засранка еще не растеряла способность смущаться?

Мартин немного поразмышлял на эту тему, невольно любуясь задорным мило-курносым профилем Льельты, вздохнул тяжко, поминая Единого, и убрался на кухню.